Дочь фортуны

Изумленная и завороженная, Элиза проследовала за карнавалом; вокруг нее запускали фейерверки и палили в воздух. Лола Монтес держала шляпку в руке, волосы у нее были черные, с пробором посередине, над ушами завивались локоны, чарующие глаза отливали синевой; куртизанка была одета в юбку из черного бархата, в блузу с кружевами на воротничке и на манжетах, в короткий жакет тореро, расшитый бусинками. Держалась она насмешливо и самоуверенно, прекрасно сознавая, что вызывает в мужчинах самые примитивные, потаенные желания и воплощает все то, чего так страшатся ревнители морали; Лола Монтес была воплощением порочности, и эта роль ей очень нравилась. В какой-то момент восторженный поклонник осыпал красавицу пригоршней золотого песка, который окутал ее волосы и одежду сияющей аурой. Элиза была потрясена обликом этой молодой женщины – такой бесстрашной и победительной. Элиза подумала о мисс Розе – подобные мысли приходили к ней все чаще – и почувствовала прилив нежности и сочувствия. В воспоминаниях приемная мать приходила к Элизе в удушающем корсете, с прямой спиной, с перетянутой талией, потеющая под бременем пяти юбок: «Сдвинь ноги, когда садишься, не сутулься, не бегай, говори потише, улыбайся, не гримасничай – иначе покроешься морщинами, молчи и притворяйся, что тебе интересно, – ведь мужчинам льстит, когда женщины их слушают». Мисс Роза с ее ванильным запахом, всегда такая любезная… Но еще Элиза вспоминала мисс Розу в ванне, прикрытую только мокрой рубашкой, с блестящими от смеха глазами, с растрепанной прической, красными щеками, свободную и жизнерадостную, поверяющую девочке женские тайны: «Элиза, женщина вольна делать все, что угодно, – главное, чтобы никто об этом не узнал». А вот Лола Монтес делала все, что угодно, и совсем не думала об осторожности; она прожила больше жизней, чем самый отъявленный авантюрист, и смотрела на мужчин с высокомерием роскошной самки. В тот вечер Элиза вернулась в свою комнату в задумчивости и тайком открыла чемодан со своими платьями – она чувствовала себя злоумышленницей. Девушка оставила свой багаж в Сакраменто, когда впервые отправилась на поиски возлюбленного, а Тао Цянь его сохранил, подумав, что однажды содержимое еще пригодится его подруге. Когда Элиза подняла крышку, что-то выпало на пол, и девушка с изумлением узнала свое жемчужное ожерелье – драгоценность, которой она когда-то расплатилась с Тао Цянем за место на «Эмилии». Растроганная Элиза надолго застыла с жемчугом в руках. А потом встряхнула платья и разложила на кровати – вся одежда измялась и пахла подвалом. На следующий день Элиза отнесла платья в лучшую прачечную Чайна-тауна.

– Тао, я напишу письмо мисс Розе, – объявила Элиза.

– Зачем?

– Она мне как мать. Если я так сильно ее люблю, она, безусловно, любит меня точно так же. От меня не было вестей четыре года, мисс Роза наверняка думает, что я умерла…

– Ты хочешь с ней встретиться?

– Ну конечно, но это невозможно. Я напишу, только чтобы ее успокоить, но было бы здорово, если бы она смогла мне ответить. Ты не против, если я укажу наш адрес?

– Ты хочешь, чтобы твоя семья тебя отыскала, – произнес Тао Цянь дрогнувшим голосом.

Элиза посмотрела на него и вдруг поняла, что ни с кем в мире она не была так близка, как в этот момент с Тао Цянем. Этот мужчина присутствовал в каждой капле ее крови – она знала это наверняка и давно, и было даже удивительно, как она прожила с ним так долго бок о бок, ничего не замечая. Элиза по нему скучала, хотя они виделись каждый день. Она тосковала по тем беззаботным дням, когда они были добрыми друзьями; тогда все казалось намного проще, но и возвращаться назад Элиза не хотела. Теперь их связывало нечто иное, нечто куда сложнее и волшебнее, чем давняя дружба.

Платья и юбки Элизы вернулись из прачечной и лежали на кровати, завернутые в бумагу. Девушка открыла чемодан, достала белые чулки и туфельки, а вот корсет вынимать не стала. Элиза улыбнулась при мысли, что никогда еще не наряжалась в женское без посторонней помощи, а потом надела нижние юбки и перемерила все платья, желая выбрать самое подходящее к случаю. Элиза чувствовала себя чужой в этой одежде, путалась в лентах, кружевах и пуговках, ей потребовалось несколько минут, чтобы застегнуть пряжки на туфлях и поймать равновесие под слоями юбок, но каждая новая деталь одежды побеждала сомнения Элизы и утверждала ее в решении снова стать женщиной. Няня Фресия когда-то предупреждала ее об опасностях женского естества: «У тебя все тело переменяется, и в голове у тебя будет туман, и любой мужчина сможет сделать с тобой все, что ему заблагорассудится», – но Элиза больше не боялась рисковать.