Дочь фортуны

Начиная с этой беседы, что-то переменилось во взаимоотношениях самой пары. Теперь двое ощущали некоторую неловкость, стоило им только остаться наедине, чего желали оба, с одной стороны, с другой же, напротив, всячески избегали. Страстное желание последовать за девушкой, когда та удалялась в комнату, нередко мучило Тао Чьена, и все же от подобного поступка его удерживали смешанные чувства робости и уважения. Прикинул для себя, что в то время как она отдается воспоминанию о бывшем возлюбленном, он не должен даже и приближаться, но вместе с этим рисковать подобным образом неопределенное время тоже не представлялось возможным. Тут же воображал себе девушку в ее собственной кровати, считающую часы в недремлющей тишине, одновременно страдающую от бессонницы на почве любви и думающую не о нем, а, скорее, о ком-то еще. Молодой человек настолько хорошо знал все ее тело, что смог бы подробно нарисовать его и даже с самыми тайными родинками, хотя в последний раз видел ту обнаженной, когда, плывя на судне, пришлось за ней ухаживать. Размышлял о том, что заболей девушка теперь, появился бы предлог к ней прикоснуться, но тут же сам устыдился подобной мысли. Самопроизвольную улыбку и искреннюю привязанность, что раннее постоянно окрашивали их взаимоотношения, ныне вытеснила внезапно возникшая между ними угнетающая неловкость. Если случайно царапали друг друга, тут же отдалялись в стороны, в смущении осознавая присутствие или отсутствие другого; сам воздух, казалось, зарядился некими предчувствиями и антипатией. Вместо того чтобы просто сесть рядом и что-то почитать либо написать, они, едва закончив работать в консультации, не медлили распроститься. Тао Чьен отправлялся проведать ослабленных больных, попутно встретившись с еще одним «чжун и», чтобы уже вместе обсудить диагнозы и методы лечения либо запирался у себя и изучал труды по западной медицине. Подпитывал в себе стремление получить в Калифорнии разрешение законно заниматься медицинской деятельностью, другими словами, это и было его заветной мечтой, которой он поделился только лишь с Элизой и с дýхами Лин и своего учителя иглоукалывания. В Китае любой «чжун и» начинал свою работу в качестве подмастерья и лишь затем получал возможность продолжать дело самостоятельно, поэтому веками медицина пребывала неизменной, всегда руководствуясь однажды заведенными методами и средствами. Разница между добросовестным врачом-практикантом и личностью, не особо разбирающейся в этом деле, заключалась в том, что для выяснения диагноза первый обладал интуицией и даром облегчения состояния больного с помощью рук. Западные доктора, однако, проходили более требовательное обучение, не теряли связи между собой и были в курсе новейших познаний в своей области, а также располагали лабораториями и моргами, где проводили нужные опыты, соперничая в этом друг с другом. Наука очаровывала молодого человека, однако его энтузиазм какого-либо отклика в приверженном традиционных взглядов обществе так и не находил. Жил в зависимости от самых прогрессивных на тот момент методов и покупал столько освещающих эти темы книг и журналов, сколько мог унести в руках. Его любознательность до всего современного была такова, что даже был вынужден написать на стене наставление до сих пор чтимого учителя: «Мало толку от знаний, если не обладаешь мудростью, и нет никакой мудрости в том, кто бездуховен». Не все это наука, – чтобы не забыть, часто повторял себе эти слова. В любом случае молодому человеку было необходимо получить американское гражданство, что сделать оказывалось крайне затруднительно для представителя его расы. Однако лишь таким способом допускалось оставаться в этой стране, перестав считаться вечным маргиналом. Еще нуждался в дипломе, так дела пошли бы гораздо лучше, - вот к чему сводились все размышления доктора. Недалекие же и понятия не имели об иглоукалывании либо мате, используемых в Азии испокон веков. Все подобное те считали разновидностью средств чародея-знахаря, что вызывало лишь сильное презрение у прочих рас, бывших хозяевами рабов на южных плантациях и в случае заболевания какого-нибудь негра вынужденных звать к себе ветеринара. Не было иным их мнение и о китайцах, хотя уже и существовали некоторые доктора-мечтатели, много путешествующие и весьма начитанные о других культурах, а также интересующихся соответствующей техникой и множеством видом лекарств восточной фармакопеи. Он продолжал поддерживать связь с находившимся в Англии Эбанисером Хоббсом, и в своих письмах оба, как правило, жаловались на разделяющее их расстояние. «Приезжайте в Лондон, доктор Чьен, и проведите показательный сеанс иглоукалывания в «Королевском Медицинском Обществе», его члены только разинут рты от удивления, я вас в этом уверяю», - писал ему Хоббс. И как уже говорилось, эти двое настолько сочетали в своей практике обширные познания друг друга, что, казалось, еще чуть-чуть и можно было бы воскрешать мертвых.

Странноватая парочка