– Придется.
– Придется – и всё тут, да? – голос Снегурки дрогнул, и она поспешно поджала губы. Даже ножки притянула плотнее к груди. – Странный разговор у нас получается, – она прокашлялась. – Как это выглядит с моей стороны, хотите… хочешь расскажу?
– Хочу.
Черт побери, барышня, знала бы ты, что я хочу с тобой сделать!
– С тобой сложно. Очень. Мой паспорт у тебя. Ты видел, сколько мне лет. Я молодая девушка, ты взрослый мужчина. На вид тридцать два-тридцать четыре года.
– Тридцать два, – решил он всё же уточнить.
Проницательная…
– Не суть. Всё равно разница гигантская. Лично для меня – астрономическая.
– А вот это неприятно.
– Я продолжу?
– Давай.
– Я хочу сказать, что… не привыкла к общению с настолько взрослыми мужчинами. Я тушуюсь. Смущаюсь. Не знаю, что говорить. Это… сложно. Но ещё сложнее понимать, что меня… – она снова прокашлялась, – не воспринимают никак. Наверное, я изначально повела себя неправильно, раз… такое отношение. Твой вопрос про девственность – тому подтверждение. Я искренне убеждена, что если бы не была… девственницей, вы бы… ты бы меня давно принудил к сексу, не обращая внимания на мой протест. Это тоже относится к твоему первому вопросу.
Седого неприятно торкнуло. Не успел он ответить, как услышал негромкое продолжение:
– Не факт, что и не принудишь.
Он разозлился. В его жизни бывало разное. Но воевал он в основном с мужчинами и прожжёнными дамами, которых и дамами, порой, язык не поворачивался назвать. Отдавал указания, не делающие ему чести, не потому что очень хотел, а потому что обязан был.
И тут сидит перед ним мелкая зарвавшаяся пигалица, вокруг которой он черт знает который день подряд разводит хороводы, и которая с невинными пусть, бл…ть, и заплаканными глазками говорит, что он её принуждает. Зимин! Который привык, что любая особь женского пола, на которую он обратит внимание, сама скидывает трусики на полпути к кровати.
Как здесь удержаться, чтобы не запустить стул в стену, не сорваться, не перекинуть заразу через колено и не выпороть? Именно выпороть, чтобы задница горела огнем! И сидеть она на ней не могла день минимум.
– Если бы я был таким ублюдком, каким ты меня только что выставила, барышня, я бы давно тебя нагнул и трахал куда и как хотел. Но спасибо за правду. Ценю.
Видимо его слова прозвучали резко, потому что Снегурка как-то подорвалась.
– Я ещё кофе…
– А ну села на место. Мы ещё не закончили разговор. И много кофе с утра вредно. Продолжай. Ты же не договорила. Хочу послушать дальнейшие твои впечатления от общения со мной.
– Ты разозлился.
– Есть такое дело. Ты активно эти дни намекала, что от меня веет насилием, сегодня открыто заявила.
Девушка занервничала.
– Я не туда ушла в разговоре, извини, – она провела рукой по лицу. – Просто ты… давишь. Очень сильно. Я не могу расслабиться в твоем обществе.
– Давлю, значит.
– Да. Поэтому и говорю, что сильно чувствуется разница в возрасте. А ещё… Сила. Я не знаю, как объяснить. Та самая давящая… Я бы любого из своих ровесников послала куда подальше, с тобой же…
– Хм. Ну да, меня посылать не надо.
Он даже улыбнулся. Хорошо, что хоть не оскалился.
Вот тебе и Снегурка. Уделала его по всем фронтам. Аккуратно.
С одной стороны, Зимину оказалась полезной информация о том, что о нем думает девочка с двумя косами и розовыми пальчиками – его личным фетишем.
С другой стороны, если бы его спросили, изменилось ли в нем что-то, собирается ли он как-то иначе вести разговор и контролировать свои действия, он бы, не колеблясь, ответил отрицательно.
Не такое слышал.
– Сколько будет ещё бушевать метель?
Переводит тему. Аккуратно так.
– Откуда ж мне знать. День, два, а то и больше.
Снегурка вздохнула и закусила губу.
– Я очень хочу отсюда уехать.
Зимин не смог удержаться от ироничной ухмылки.
– Я только вот что не пойму, Даша. Ты производишь впечатление неглупой девочки. Осторожничаешь. Присматриваешься. Стараешься максимально меня не провоцировать, хотя у тебя не всегда получается. Даже сейчас. Ты не идешь на контакт. Не желаешь со мной вести диалог. Настраиваешь себя против меня. Настраиваешь, не спорь. Ты сознательно меня не подпускаешь ближе. Но сейчас заявляешь, что хочешь уйти. Уехать. Отлично, я понимаю твоё желание. Только у меня тогда ещё один вопрос: а как ты это сделаешь?
Она не ожидала от него подобной напористой агрессии, приправленной цинизмом. Растерянно заморгала, снова вцепившись в несчастную чашку.
Григорий продолжил: