Он немного сдвинул тело, коленом раздвигая её колени. Даша интуитивно поджала ноги, но он с легкостью, особо не напрягаясь, преодолел её сопротивление и лег между её раздвинутых бедер.
– Ты не представляешь, сколько во мне сейчас злости, Снегурка, – снова заговорил он леденящим душу тоном, начиная двигать пальцами у неё во рту, явно имитируя оральные секс. – Поверь, я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не трахнуть тебя, как последнюю шлюху! Да не пугайся… Тихо, тихо. Не буду.
– Вообще не будешь? – ей удалось спросить, когда он вынул пальцы, чтобы провести ими по её губам.
Надежда всколыхнулась в её душе. Даша уже готова была отдаться Грише. Только не так… не когда он такой…
…готовый убивать и причинять боль…
Какое наваждение. Другой мир с ужасающими волчьими законами.
Мужчина мрачно усмехнулся.
– Вообще – буду.
Он чуть подтянулся выше, и она почувствовала эрегированный член, упирающийся во внутреннюю сторону бедра.
Она трогала уже Гришу… И он её ласкал. Но то, что происходило здесь и сейчас, не вписывалось в её систему восприятия действительности.
Её изнасилуют.
Не будет ни ласк, ни добрых слов.
Жаркая, удушливая волна прокатилась по телу, сковывая мышцы, воспламеняя сердце, сжигая его дотла.
– Ты меня наказываешь… да? – тихо, едва слышно прошептала Даша, более не чувствуя слез. Она даже не посмотрела на мужчину, всё её внимание сконцентрировалось на его бедрах, что соприкасались с ее, и на члене, который она чувствовала рядом со своим девственным лоном.
Он не ответил.
Впился губами в её сосок, заставляя Дашу прикусить губу до крови.
Она помнила другие прикосновения… Аккуратные… Трепетные… Возбуждающие.
– За то, что я танцевала с Русланом, да? За то, что просто… аааааа…
Она задохнулась. Сначала боли не было. Григорий пальцами раздвинул створки лона и вошёл головкой. Замер. Замерла и Даша, чувствуя во рту привкус крови.
Внизу живота расползалось жжение. Всё-таки Дашу никто не подготовил, никто не возбудил.
Лишь наказывал…
Вот так. Осмысленно. Целенаправленно.
Из глаз повторно брызнули слезы. От обиды, смешанной с физической болью, от отчаяния и искреннего непонимания: за что?..
– Боже…
Даша выгнулась, заметалась, попыталась выползти из-под Григория, убрать тяжесть, что, казалось, раздирает её.
– Снегурка…
Давление и вспышка боли.
Даша закричала, но жесткие губы тотчас накрыли её, вбирая в себя её стон. Вмиг ставшие чужими мужские руки сжали её плечи, не давая возможности вырваться, выскользнуть. Плоть проникла дальше. Умом Даша понимала, что её не раздирают, что и должно быть больно.
А сердцем…
Нет.
Не могла.
Жестокость мужчины, которому она поверила, не знала границ. Она искала тепла, лучшей жизни. Любви. Тянулась к нему, а натолкнулась на тотальный контроль, диктатуру и насилие.
Девушка уже не замечала, что Гриша целовал её с рвущейся наружу нежностью. Что руки гладили, успокаивали, что движения бедер не были резки.
Даша задыхалась. Она вцепилась ему в плечи, оставляя кровавые царапины. То вскидывая руки, то заламывая их.
– Пожалуйста… Пожалуйста… Хватит…
Она молила ему в губы.
Он собирал своими губами её слезы.
И двигался, приближая свой апофеоз и её агонию.
Он качнулся последний раз, входя на полную, пронзая Дашу насквозь, и замер.
Замерла и она, не веря, что всё закончилось.
Даша закрыла глаза, не замечая, как уткнулась в плечо Григорий. Она искала утешения у своего же насильника.
Зато всё заметил и понял он.
Он не спешил выходить из неё. Гладил, что-то шептал. Осторожно целовал, едва прикасаясь к коже.
Даша не реагировала ни на что. Жжение и боль внизу живота забирали всё.
– Гриш, выйди… Пожалуйста… – униженно всхлипнула она, не в силах больше терпеть его тяжесть на себе.
И не только тяжесть.
Мужчина выругался и вышел.
– Мляяяя… Сколько крови. Я…
Она ничего не желала слушать. Подтянула ноги к груди, нащупывая рукой халат или покрывало, чтобы прикрыться. С губ снова и снова срывались рыдания. Она второй рукой зажала себе рот, не в силах заглушить истерику.
Хотела, чтобы было всё красиво? В первый раз, Даша? Хотела «по-настоящему»? Получила?
Получила…
Григорий лег за её спиной и притянул к себе.
Оттолкнуть бы!
– Я тебе… никогда не прощу, – всхлипнула Даша. Даже ей показались её же слова жалкими и ничтожными.
Гриша сжал растрепавшуюся косу девушки и спокойно произнес:
– Ты думаешь, меня волнует твоё прощение?
Он соврал.
Его волновало.
Осознание этого придет потом – утром.
Когда он очнется от марева яростной ревности, в которую погрузился, сам того не ведая.
Зимин притянул к себе Снегурку, пытаясь хоть как-то сгладить её боль.
Боль, причиненную им.
Она права – он её наказал. Намеренно.
Так надо.
Иногда приходится делать то, что противно и мерзко, чтобы потом всё шло ровно. Как полагалось.
Григорий больше ничего не говорил. Даша тоже. Лежала притихшая. Всхлипывать тоже перестала.
Он дождался, пока её дыхание выровняется. Уснула.
И лишь после этого поднялся. Взгляд снова опустился на пах с засохшей кровью. Твою ж…
Он поправил покрывало, прикрыв истерзанное тело Даши.