Дочь Горгоны

Но при этом она была страшно благодарна директору за то, что отвлёк их от разговора, а её ещё и от тяжёлых мыслей. Полагать, будто он и впрямь опасается Катеньки, было весьма наивно, но они оба с Банушем сделали вид, будто поверили. Целее будут.

Солунай покрепче обхватила тёплый свёрток и против своей воли заглянула в него. Просто чтобы убедиться, что не навредила гарпии.

Спавшая до этого момента девочка открыла тёмные и блестящие, как вороний глаз, глазки и сонно моргнула. Сердце Солунай дрогнуло. Пусть гарпия подрастёт и лицо её станет жёстким, будто выточенным из дерева, младенцем она была прелестным. Даже думать о том, каково было её родителям расставаться с малышкой, не хотелось. Знали ли они, что тут Аэлла будет в безопасности, или просто пытались спасти дитя, не веря в это? Будут ли они искать её потом? Будет ли она ждать этого?

Солунай говорили, что большинство приютских были настоящими сиротами, но откуда это знал директор, понятия не имела. Но были среди них и вот такие, как эта Аэлла: родители переправили её Воротами прямо из Греции, от волос малышки ещё пахло морем и кипарисами. Или Солунай просто нравилось так думать.

Что случилось с ними, почему они решили спрятать ребёнка? До их угодий добрались охотники за головами или простые туристы, которые оказались немногим лучше? Кто знает.

Практически каждый воспитанник приюта мечтал, что однажды его найдут родители и заберут. И ни разу на памяти Солунай такого не случалось.

Что же до неё самой, то несколько лет назад Александр Николаевич пригласил её в свой кабинет (под свистяще-насмешливое «остерегайся» от Бануша. И напрасно совсем, в тот день остерегаться ей нужно было вовсе не директора) и сказал, что её родные никогда за ней не придут. Он говорил ещё что-то, кажется, рассказывал, почему важно понимать такие вещи в сознательном возрасте, но для Солунай всё было как в тумане. Она изредка воображала себе встречу с матерью и страшилась её. Но оказалось, взрослым чужим чудовищам почти невозможно попасть в нутро мира. Как и найти друг друга позже в большом мире. Мечты Солунай в одночасье рухнули, будто ей сказали, что мама умерла. Это было немногим лучше. Теперь она никогда не узнает, почему оказалась в приюте и любила ли её мать. Она даже своего настоящего имени теперь не узнает. Ничего.

Что до отца, то тут Солунай и вовсе не питала лишних надежд. Судя по её собственному везению, выбирая сердцем, женщины её рода всегда промахивались.

Она крепче прижала к себе снова засопевшую гарпию и мысленно пообещала, что обязательно присмотрит за ней. Кто-то же должен. Этот Александр Николаевич, что сейчас ухмыляется в бороду, будто она не видит, он же только и может, что превозмогать. Найти и спасти от холодной смерти, выходить, щедро делясь кровью. А потом бросит на старух, и будет бедняжка Аэлла просто одной из воспитанников, ничуть не лучше её, Бануша или Жылдыс с Ырысом, родители которых проживали в дальнем посёлке.

Близнецы даже иногда ходили туда повидаться со своей семьёй. Возвращались чаще мрачные и задумчивые. Солунай оставалось лишь гадать, почему их отправили в приют. То ли семье не хватало сил прокормить ещё двоих детей, то ли из-за поверья про одну душу на двоих. Глупые местные верили во всякую чушь! Вот уж кто все сказки принимал за правду, так это они. Смелый прямодушный молчун Ырыс, второй стрелок в приюте, если считать только воспитанников, лучший следопыт и добрейший человек, пробующий играть на топшууре и чуть ли не до слёз стесняющийся этого. А Жылдыс – немного шебутная хохотушка и рукодельница, сшившая и украсившая больше рубашек, чем жителей во всём посёлке её родителей?.. Они же были стопроцентные люди. А вот насчёт своей семьи Солунай так уверена не была.

Просто она с детства полагала, что люди – это хорошо. А чудовища – плохо. Так учили приютские старухи, так было в сказках, что рассказывала Айару. Плохо, что она сама оказалась не тем, кем хотела бы быть. Но что тут поделать.

В чистом холодном воздухе видно было далеко, и Солунай облегчённо выдохнула, когда из-за каменной гряды вынырнула острая башня приюта. Откуда сам приют взялся здесь, в сердце заповедника, Солунай не знала. Они звали его усадьбой по примеру Марты, хотя больше всего он был похож на замок, вылепленный прямо из горы и частично врастающий в неё, словно упрямое дерево, пронзающее камень корнями. Подобраться к нему было непросто, и воспитанники до шести-семи зим жили в нём безвылазно. И только став постарше, начинали постепенно изучать весь заповедник, ходить его явными и тайными тропами. Лишь за пределы границ его ходу не было почти никому из них.

Глава 3. Васса