Дочь якудзы. Шокирующая исповедь дочери гангстера

Вначале мы жили в страшной нищете. До первой зарплаты экономили как могли, стараясь ничего не выбрасывать, берегли даже одноразовые стаканчики. Однажды по дороге на работу мы проходили мимо руин дома, который недавно снесли, и среди развалин нашли квадратный осколок зеркала. Мы отнесли его к себе и поставили на сложенные в стопку старые журналы, сделав, таким образом, импровизированный туалетный столик. Края зеркала потемнели, а стекло помутнело, поэтому отражение было словно подернуто дымкой. Но нам было наплевать на тяготы, поскольку единственное, что нас в то время заботило, — это работа. Мы трудились до седьмого пота.

Однажды я начала поднимать ящик, в котором хранились банки с напитками, как вдруг почувствовала острую боль внизу живота и заметила, что у меня идет кровь. Хара разрешил мне уйти, и я сразу же отправилась в больницу.

— Такамицу-сан, у вас угроза выкидыша. Вам надо соблюдать строгий постельный режим, — сказал доктор.

Новость о том, что я беременна, потрясла меня до глубины души, однако сейчас я никак не могла отнестись к ней с легким сердцем. Нам разрешили жить в квартире при условии, что мы оба будем работать в пачинко. Замаячила угроза оказаться на улице без денег. Нам было бы некуда деться.

Когда я вернулась, Хара спросил, как все прошло. Он выглядел очень обеспокоенным. Я объяснила ему ситуацию, и он тут же занялся поисками дешевой клиники. И скоро я уже сжимала в руках клочок бумаги, на котором были записаны адрес, телефон и имя врача, и карту с маршрутом, как туда добраться.

Я сразу же поехала. Клиника располагалась в старом офисном здании. Для медицинского учреждения она показалась мне несколько не соответствующей нормам гигиены, а из оборудования там имелось только самое необходимое. Там работали только один доктор и одна медсестра. Когда пожилой врач закончил осмотр, он сказал:

— У вас угроза выкидыша, но если вы будете строго соблюдать постельный режим, то появится шанс спасти ребенка, — у него был такой ласковый голос, что у меня на глаза навернулись слезы.

— Доктор, боюсь, я сейчас не могу позволить себе ребенка.

— Понятно, — ответил он и с этими словами извлек из ящика стола бланк: — Пожалуйста, заполните вот это, заверьте печатью и верните мне назад завтра днем в два часа. Я буду использовать анестезию, поэтому сегодня после девяти ничего не ешьте и не пейте.

Я отправилась обратно на работу, зажав в руке конверт из оберточной бумаги, в котором лежал бланк разрешения на операцию. Если бы я только могла, я бы непременно оставила ребенка. Мы с Такой были женаты, и я хотела от него детей. Если бы только я могла позволить себе постельный режим… Я попросила Хару отпустить меня на день, но он дал мне целых два дня отгула, велев хорошенько отдохнуть.

Чтобы добыть деньги на аборт, на следующий день мы отнесли в ломбард кольцо от «Тиффани», которое Така надел мне на палец в тот день, когда сделал предложение. Мы приехали в клинику к двум часам и в нерешительности остановились перед дверью. Еще можно развернуться и уйти… Я в отчаянии разглядывала покрытую трещинами стену с облупившейся краской. До чего же я докатилась…

Я потянулась к расхлябанной дверной ручке, покрытой зеленой ржавчиной, и вошла в приемную. Медсестра забрала у меня конверт и передала его доктору. Тот внимательно изучил заполненный бланк и сразу же пригласил в операционную. Операция началась немедленно. Доктор ввел мне наркоз и велел считать до десяти. Однако я всегда с большим трудом засыпала, а разбудить меня было проще простого. Я дошла до десяти, но сна не было ни в одном глазу. Доктор сильно удивился и дрожащим голосом произнес:

— Поверить не могу. Такамицу-сан, вы еще в сознании? Много пьете?

— Нет, — ответила я и тут же провалилась в сон. Когда сознание медленно ко мне вернулось, я подняла одно тяжелое веко и неожиданно почувствовала дикую боль, не сумев удержаться от крика.

— Не шевелитесь! Я еще не закончил, — раздался испуганный голос врача.

Я кивнула и попыталась не стонать от боли.

— Доктор, как там Сёко? Она в порядке? Доктор? — заволновался Така, стоявший за тонкой деревянной дверью. Мгновение спустя я услышала, как рядом с моей головой звякнул металл.

— Ну вот. Все в порядке, — услышав эти слова, я почувствовала как силы оставляют меня. Когда доктор обратился ко мне, в его голосе слышалось облегчение: — За сорок лет практики я еще не встречал пациента, столь резистентного к обезболивающим. Но вы вели себя очень мужественно. Уверен, теперь с вами будет все в порядке. Я, может, и старею, но умений своих не растерял.

Меня перенесли с операционного стола на постель. В комнату почти не попадал свет, а на подушке росла зеленая плесень. Тоска по ребенку, которого я лишилась, была куда мучительнее боли от операции. Слезы катились по моим щекам и капали на подушку. Вошел Така и присел возле моей кровати.