Дочь Императора. Том 2

— До каких пор?.. — Поднялась я, чувствуя, что закипаю. — Где граница, после которой ты можешь знать наверняка, что человек перестал заслуживать чьих-то слез, чьей-то улыбки? Как ты можешь понять, что сделавшего вот это, человека еще можно простить. А после этого — уже нельзя? Как ты можешь судить так?

— Дайан…

— Мам, кто идеален? Кто не совершал ошибок? Кому не за что каяться? Тебе, мне, тете? Может быть, отец невинен и безгрешен? Как ты определяешь, кого и за что можно простить, а кто уже перешел грань прощения?

Мама поднялась, хмурясь. Тетя вздохнула, упираясь кулаком в подбородок. Я же хотела понять и не понимала, на чем основывается их уверенность в отсутствии права на прощение.

— Хорошо, Дайан, хорошо…

— Объясни мне, мама.

— Я не могу. Ты права. — Подойдя, она взяла мое лицо в ладони. — Это можешь решить только ты. Но я волнуюсь за тебя.

— Ты же мама. — Улыбнулась я, успокаиваясь. — Тебе положено.

Засмеявшись, мама поцеловала меня.

— Спокойной ночи, девочки. — Поднялась тетя устало.

Пожалуй, я тоже пойду досыпать. Выйдя в холл, я вспомнила о летуне.

— А птица все еще на заднем дворе? — Спросила, обернувшись.

— На восточной башне, Дайан. — Крикнула мама с кухни.

Усмехнувшись, я кивнула. Завтра обязательно навещу Рыжика. Прямо с утра, перед резиденцией. Поднявшись к себе, я разделась и забралась под одеяло.

После Харенхеша я все еще спала при тусклом свете. Взгляд остановился на кристалле Инфора в подставке. Пожелав магу доброй ночи, где бы он ни был, я закрыла глаза. Стараясь не думать ни о ком и ни о чем, слушала свое дыхание. Завтра будет новый день. Завтра будет легче…

Снилось страшное. Снился огонь. Я видела горящих эсхонцев в Умене. Видела мертвого кона в своем дворце, объятого пламенем. Чувствовала запах горящего мяса. Мутило. Казалось, вырвет прямо во сне. Я понимала, что это сон, но не могла проснуться. Было страшно. А вдруг наяву тоже огонь? Вдруг?!

Я открыла глаза от собственного крика и пронзившей тело боли. Подавилась воздухом, видя реальное пламя. Неподъемная тяжесть разлилась по всему телу вслед за болью. И сразу за ней — ужасающая слабость и холод. Смертельный холод.

— Нис… — Простонала я, пытаясь сфокусироваться хоть на чем-то кроме боли и огня. Из горла вырывался стон. Опустила взгляд, не понимая, от чего расходится боль. И заскулила, не находя сил для крика. Из живота торчала крестообразная рукоять… Такая могла держать лишь широкое лезвие оружия.

Тут же появилось лицо харенхешца. На голом черепе мелькало отражение пламени. Он наблюдал, как я дотронулась до рукояти и попыталась сдвинуть.

— Теперь все четверо. Гори, мразь.

Нис! Зажмурившись, я уже видела его смерть. Почувствовала как тяжелое тело с хрипом и бульканьем падает мне на ноги, двигая меня, сползает на пол. Закричала оттого, что металл двинулся в теле. Открыла глаза, выдыхая и морщась. Оружие застряло в кровати и моем теле, не поддаваясь и причиняя боль от каждого прикосновения.

— Мама… — Простонала я, понимая, что сама себя практически не слышу. По бокам загорелись шторы. Мебель уже занялась на полную. Собрав последние силы, я свернула ближайший огонь, загасив шторы полностью. Посмотрела на рукоять, не смея шевелиться. Отец… Отец!

— Кто-нибудь…

Комната кружилась перед глазами. Казалось, должно быть жарко… Но тело охватывал мороз. Боль как будто притупилась. Ниара! Кажется, сил не хватало даже для мысленного крика. В горле пересохло. Закрыв глаза, я пошевелила ледяными пальцами. Целесс?

— Целесс…

9

В бреду я видела лицо отца. Казалось, горел он сам. Капельки пота скатывались по лицу. Вокруг был огонь, грохот и треск. Дышать было нечем.

— Мама…

Потом было холодно. Невыносимо холодно и снова больно. Спину, живот, грудь — все разрывало, и пламя уже было внутри меня. Потом все исчезло… Абсолютно все. Стало безразлично, спокойно, тихо. Снилась мама и тетя: белокурые и смеющиеся, молодые и необыкновенно красивые. Снился Инфор. Я плакала. Когда маг улыбался, блеск его глаз как будто менял знак. Я пыталась спросить его о чем-то, но слова теряли смысл. Понимая это, я лишь смотрела, чувствуя, как по щекам льются слезы. Если бы я могла хоть что-то изменить…

Открыв глаза, я вздрогнула и поморщилась. Все тело болело. Болели даже глаза. Дышать было страшно. Жажда иссушила горло и губы.

Вспомнив о произошедшем, я притронулась к животу и сглотнула. Под рукой оказалась перевязь. Окинув взглядом светлую комнату, мысленно позвала Нис. Кошка мгновенно оказалась возле правой руки.

Когда дверь приоткрылась и в проходе показался отец, я открыла рот. Но из пересохшего горла не вылетело и звука. Тихо присев рядом, он подал воды и сжал мою ладонь.

— Мама?.. — Спросила я, морщась от боли.

Отец не ответил. Моргнув, я сжала его пальцы.

— Что с ними?

Отец отрицательно кивнул и отвел взгляд. Почувствовав слезы на щеках, я закрыла глаза. Не может быть. Не может быть… Не может быть!