Дочь Каннибала

– Не хочу вас обманывать. Все это действительно опасно. Даже очень опасно. И все же я думаю, что было бы очень полезно, если бы вы согласились на эту встречу, которую вам обещал ваш посредник, на встречу с Лучшим Поставщиком Тыкв. Я прошу вас только об одном: не уезжайте из Мадрида, пока не поговорите с ним и не расскажете мне все, а потом исчезайте, если хотите.

Ответственность меня душила. Сидя на краешке стула, я с трудом проглотила порцию страха, смешанного со слюной.

– Кто эти министры? – спросила я. Судья кривовато улыбнулась.

– Это – тайна следствия. Но, в конце концов, я ведь хочу, чтобы вы нам помогли, я доверяю вам, и потому назову одно имя, которое часто мелькает в прессе. Сурриагарте. Учтите, я сообщаю вам это строго конфиденциально.

Сурриагарте! Не может быть! У него такая слава! Он же считается одним из самых честных и искренних политиков в Испании. Ведь это он сказал: «Без этики нет политики»!

– Не может быть… – промямлила я.

– Да, поверить трудно. Меня это тоже удивило, – сказала судья. – Хотя теперь я начинаю понимать, как все это происходило. То есть как все это происходит. Вот смотрите – пусть это всего лишь оперативная гипотеза, но все же… Предположим, вас назначают главой министерства, которое связано с мафией. Не все сотрудники, конечно, но многие. И вот вас назначают министром, и вы принимаете этот пост. О вашем назначении пишут газеты, вы вступаете в должность, вы приносите присягу, обещаете сделать то-то и то-то, вас фотографируют, вас поздравляют… и вот вы, преисполненная гордости и суетного тщеславия, переступаете порог вашего кабинета. А там вас ждет маленький человечек с черным портфелем. Вы уже поговорили с предыдущим министром, вы осведомлены об общем положении дел, вам уже представили секретарей, помощников секретарей, помощников помощников секретарей, но никто и словом не обмолвился о маленьком человечке с черным портфелем. И вот этот человечек аккуратно закрывает дверь и раскрывает свой портфель. И оттуда начинают выползать змеи и жабы: каким преступникам мы платим, кто совершает для нас хищения, как распределяются коррупционные деньги по всей иерархической лестнице министерства. И сколько на нашем счету покойников – поскольку в портфеле есть и убийства. Тогда у вас есть два пути: или немедленно отказаться от назначения, учитывая все последствия, которые повлечет за собой такой грандиозный скандал, или привыкнуть к мысли, что это – неотъемлемая часть министерских обязанностей.

He знаю, почему я не отказалась помочь судье Мартине, ведь я пришла в ужас от ее рассказа. Она еще не закончила говорить, а я уже приняла глупое решение – стану героиней. Может, из эгоцентризма: мы же все думаем, что незаменимы. Или меня подхлестнуло отвращение.

– Хорошо. Я остаюсь.

Судья на мгновение прикрыла глаза и вздохнула.

– Спасибо.

Теперь жалкий кабинет казался мне уже не удушающим инкубатором, а кораблем без руля и без ветрил, лодчонкой, куда набились спасшиеся от кораблекрушений – сначала женщины и дети, – окруженной морем, в котором кишат акулы. Младенец снова невыносимо заверещал.

– Он очень… Очень славный, – сказала я, чтобы сказать что-нибудь.

Судья Мартина встала и взяла на руки громогласный кусочек плоти.

– Это девочка. Извините. Ей, конечно, здесь не место. Но дело в том… – Она быстро и встревоженно посмотрела на меня. – Дело в том, что я не хочу оставлять ее дома. Я получаю столько… столько неприятных анонимных писем. В общем, береженого Бог бережет. Не хочу разлучаться с ней.

Я вернулась домой, обремененная страхом и знанием, потому что знание тоже немало весит. Есть знания, которые тяжелы для памяти, как вязанка дров, знания, которые старят больше, чем мучительная неизлечимая болезнь. Такие знания действительно становятся мучительной и неизлечимой болезнью. Они живут в тебе, как открывшаяся язва, как катаракта на глазах, которыми ты созерцаешь реальность. Вот, например, Рамон. Образ Рамона во мне разбился на мелкие осколки, и связь с ним становилась все слабее, все отдаленее. Правду говоря, я чувствовала себя не столько его женой, сколько вдовой, потому что для меня он наполовину умер.

– Мне приснилась еще одна загадка, – сказал Адриан в тот вечер, по-моему, только для того, чтобы отогнать мои мрачные мысли.

Было девять часов, мы сидели на кухне и ели хлеб с сыром – первая еда за этот день после завтрака.

– Трое мужчин встречаются в портовом городе, – продолжал Адриан. – Они старые знакомые, но давно не виделись. Они решают посидеть в ресторане у моря, садятся за столик и все трое заказывают жаркое из чайки. Им приносят заказанное, и они принимаются за еду. Двое ничего не говорят, зато третий заволновался и позвал официанта: «Это действительно чайка?». И официант ответил: «Да». И тогда этот человек вскакивает, выбегает из ресторана, отчаянно крича, и бросает ее в море.

– Да, уж наверное, это была отвратная еда, – прошамкал Феликс с полным ртом.