Дочь хаоса

А Ник Скрэтч кинулся ко мне. Сбил меня со стула, и мы плюхнулись на пол, а сверху сыпались камни. Все, в том числе и я, наперебой читали заклинания, которые гасят огонь и удерживают стены. Ник дугой выгнулся над моим телом, оберегая от обломков, а рукой прикрывал мне голову.

Он шептал защитные слова, его низкий голос звучал прямо над моим ухом, и меня охватило странное чувство: я вдруг поняла, что со мной ничего не случится. Вот уж не думала, что смогу испытать это среди ведьм и колдунов академии.

Обвал прекратился, каменные осколки зависли в воздухе. Ник поднял голову. Его темные волосы были покрыты серой пылью, на щеке пламенела ссадина.

– Ты цела? – спросил он.

Я изумленно глядела на него снизу вверх.

Потом его оттащили Доркас и Агата. Доркас выражала глубокую озабоченность за Ника и все спрашивала, не ушибся ли он, хотя он сам с жаром утверждал, что целехонек. А Доркас явно вознамерилась снять с него рубашку и убедиться самолично.

Я вздохнула и села. Ну конечно. Я же знаю, каков он, этот Ник.

Пруденс присела на корточки среди обломков стены и аккуратно расправила темно-фиолетовую юбку. На ее идеально выбеленные, коротко стриженые волосы не посмела сесть ни одна пылинка. На губах цвета малины играла издевательская улыбка.

– Знаешь что, Сабрина? Кажется, ты и впрямь привлекла беса-неудачника.

– Спасибо, Пруденс. Какое глубокое озарение. – Я встала, отряхнулась и принялась обдумывать план действий.

Эмброуз говорит, бесов-неудачников легко изгнать. Для этого надо только выяснить, как их зовут. Я не стану просить о помощи своих родных. Сама справлюсь.

Впрочем, небольшая помощь мне бы не помешала.

Я обернулась к Пруденс.

– Ты прекрасно разбираешься в чарах на удачу. Давай вместе сходим в библиотеку. Мне надо выяснить имя этого беса-неудачника.

Она ответила не сразу. Я выжидательно замерла. Может, я прошу слишком многого? Всем известно, что у Пруденс хлопот полон рот с маленьким братишкой.

– А ты замолвишь за меня словечко перед Зельдой? – коротко спросила Пруденс.

Я изумилась.

– Перед моей тетей Зельдой? Зачем? А, потому что она станет руководительницей хора?

Кратчайшая пауза, и Пруденс ответила:

– Естественно. Я хочу получить сольную партию.

Я с жаром кивнула:

– Конечно, замолвлю.

– Тогда ладно, – согласилась Пруденс. – Договорились. Помогу тебе прогнать твоего неудачника.

Людские глаза не могут различить 28 декабря, утро Роз

Розалинд Уолкер сидела в новой кофейне, а напротив нее за столиком был Харви. Для тех, кто с ними не знаком, это выглядело почти как свидание.

Как только эта мысль пришла Роз в голову, она нечаянно вылила содержимое маленького цветастого чайничка прямо себе в эклеры.

– Эй, Роз, что с тобой? – удивился Харви.

Он как на пружине подскочил с ситцевого кресла и склонился перед ней, промокая чай бумажными салфетками.

Роз мучительно поморщилась.

– Прости, прости…

– Ничего. Не обожглась?

– Нет.

Харви улыбнулся ей, как умел только он – нежно и рассеянно.

– Тогда все в порядке.

В чьих-нибудь других устах это, возможно, прозвучало бы как ложь, но надо знать Харви. Он всегда говорит серьезно.

Прибравшись на столе, Харви немного подумал и поменял тарелки местами: себе взял залитую чаем, а перед Роз поставил непострадавшие эклеры.

– Ну ты чего, Харви, – запротестовала она. – Не надо.

Харви покачал головой:

– Ребята-подростки способны съесть все что угодно, слышала? К тому же я люблю эклеры с кофейным вкусом. Наверняка следующим писком моды будут эклеры с ароматом чая. Теперь они мои. Даже не пытайся отобрать.

Роз сдавленно хихикнула:

– Спасибо.

Роз всегда придавала большое значение словам и их смыслу. Слово «хороший» было слишком расплывчатым. Иногда слово охватывает так много, что вообще перестает что-нибудь означать. Прихожане в церкви, куда ходила Роз, были, по большей части, людьми хорошими. А Харви был вдумчивым. Он не размышлял над тем, что такое добродетель или грех. Он просто думал о других и ставил их на первое место.

Харви неуверенно молчал.

– Как у тебя с глазами?

Роз пожала плечами. Ей было неловко списывать свою неуклюжесть на плохое зрение.

– Не очень.

Это была правда, но не вся. В последнее время у нее с глазами действительно становилось все хуже и хуже. Она поглядела на своего собеседника. Они сидели за столом у большой витрины в кофейне «Дочь епископа». За спиной у Харви, за стеклом, поблескивала свежим снегом главная улица, но Роз уже не различала ни кривые изгибы пожарных гидрантов, ни тонкое переплетение веток на деревьях. Она и лицо Харви-то еле видела, однако знала его так хорошо, что мысленно дорисовывала недостающие детали: острый нос, кривоватую, беспомощную линию губ, темные глаза, всегда немного впалые оттого, что он допоздна рисовал и слишком мало спал. Сейчас, она знала, в его теплом взгляде светится искренняя забота о ней.

Знала, но хотела увидеть сама. Однако магия отобрала у нее зрение, лишила возможности видеть тех, кто ей дорог.

– Прости, – еле слышно сказал Харви.

– Ты не виноват.