Дочь хранителя тайны

Нарядная, в шелковом платье, Доро как раз приехала и спускалась по лестнице от аллеи. Трейс следовал за ней с большим пакетом льда. Он был на год моложе Доро, шестидесяти пяти лет, с седым ежиком, длинным бледным лицом и полными губами. Он стеснялся своего веса и вечно сидел на диете, любил оперу и спортивные машины, а когда-то на олимпиаде по плаванию едва не стал бронзовым призером. Он до сих пор спокойно переплывал Мононгехилу. Однажды днем он вылез из воды на берег и, пошатываясь, как был, в одних плавках, мокрый, попал в самую гущу ежегодного пикника факультета физики. Так они и познакомились, Доро и Трейс. Добряк Трейс симпатизировал Доро, а та попросту обожала его. Каролине он, правда, казался холодноватым и чересчур сдержанным, но какое ей, в сущности, дело?

Со стола порывом ветра смело стопку салфеток, и Каролина наклонилась их поднять.

– Ты принесла бурю. – Ал улыбнулся Доро.

– Как здорово! – воскликнула она. Доро все больше напоминала отца, черты лица стали острее, чисто-белые волосы – короче.

– Ал чувствует перемену погоды, как морской волк, – заметил Трейс, опустив тяжелый пакет на стол. Каролина придавила салфетки камешком. – Доро, замри! – воскликнул он. – Боже, какая ты красивая! Богиня ветра, честное слово.

– Раз уж ты богиня ветра… – Ал подхватил чуть не улетевшие бумажные тарелки, – то приглуши двигатель, чтобы наш прием не накрылся.

– Такой чудесный прощальный вечер! – продолжала восторгаться Доро.

Подбежала Феба с котенком на руках, темно-оранжевым клубочком. Каролина с улыбкой пригладила ей волосы.

– Можно мне его оставить? – спросила Феба.

– Нет, – как всегда, ответила Каролина. – У тети Доро аллергия.

– Мам, – жалобно начала Феба, но ее уже отвлек ветер, красивый стол. Она потянула Доро за шелковый рукав: – Тетя Доро! Это мой торт!

– И мой, – уточнила Доро, обнимая Фебу за плечи. – Не забывай, я уезжаю в круиз, поэтому торт и мой тоже. А еще мамы и Ала, потому что у них пятая годовщина свадьбы.

– Я уезжаю в круиз! – захлопала в ладоши Феба.

– Нет, нет, детка, – мягко возразила Доро. – Не сейчас. Это путешествие для взрослых. Для нас с Трейсом.

Разочарование Фебы было столь же глубоко, как недавняя радость. Живая и быстрая как ртуть – что бы она ни чувствовала, это поглощало ее целиком.

– Эй, малыш! – Ал опустился рядом с ней на корточки. – А эта киска любит сливки, как думаешь?

– Еще цепляясь за обиду, Феба попыталась сдержать улыбку, но тут же сдалась – и круиз был забыт.

– Вот и отлично! – Ал подмигнул Каролине, уводя Фебу за руку.

– Не берите котенка в дом, – предупредила Каролина.

Она поставила на поднос стаканчики и пошла с подносом среди гостей, в душе не переставая удивляться: она, Каролина Симпсон, – мать Фебы, жена Ала, активистка движения за права нездоровых детей; в ней нет ничего общего с той робкой женщиной, которая тринадцать лет назад стояла с младенцем на руках в кабинете безмолвной, погребенной под снегом больницы. Каролина обернулась на дом: кирпичные стены почти светились на фоне наливавшегося свинцом неба. «Мой дом!» – подумала она, своеобразным эхом к недавнему заявлению Фебы. И улыбнулась следующей, до странности уместной мысли: моя конфирмация.

У зарослей хмеля чему-то смеялись Сандра и Доро, миссис Солард несла по дорожке вазу с лилиями. Трейс, прикрывая ладонью спичку, пытался зажечь свечи, ветер ерошил его короткие волосы. Фитили шипели, вспыхивали и гасли, но все же один за другим разгорались. Язычки пламени осветили белую льняную скатерть, прозрачные конфирмационные чашечки, вазу с белыми цветами, торт со взбитыми сливками. Мимо пролетали автомобили. Их шум заглушали веселые голоса, шелест листвы. Каролина замерла на мгновение, думая об Але и его руках в темноте спальни. «Это счастье, – сказала она про себя. – Это и есть счастье».

Вечеринка продолжалась до одиннадцати. Доро и Трейс задержались после ухода гостей, помогли убрать подносы, остатки торта, вазы с цветами, вернуть столы и стулья в гараж. Феба уже спала. Ал отнес ее в дом, когда она разрыдалась от усталости и перевозбуждения, а вспомнив к тому же об отъезде Доро, наплакалась так, что едва дышала.

– Хватит суетиться! – Каролина остановила Доро, задев рукой плотные, упругие листья сирени. Она посадила эти кусты три года назад, они долго были жалкими веточками, а теперь начали разрастаться. На следующий год уже будут прогибаться под тяжестью цветов. – Я завтра сама уберу. А вам рано вылетать. Не терпится?

– Еще как, – отозвалась Доро так тихо, что Каролина с трудом ее услышала, и кивнула на освещенное окно: в кухне возились, очищая тарелки, Ал и Трейс. – Знаешь, мне и сладко и горько. Сейчас обошла в последний раз все комнаты. Это – моя жизнь. Так странно ее покидать. И все же я безумно жду отъезда.

– Ты всегда можешь вернуться, – сдавленно сказала Каролина – к горлу подступили внезапные слезы.

– Надеюсь, не захочется, – покачала головой Доро. – Разве что в гости. – Она взяла Каролину под локоть и предложила: – Посидим на крылечке?