Дочь хранителя тайны

Он действительно это знал. В тот первый раз он поехал в Питтсбурц полагая, что от него ждут какой-то помощи умственно отсталой сестре. Он боялся ответственности, которую ему придется на себя взять и которая неизбежно изменит его жизнь, и был крайне удивлен – просто поражен, – услышав от этой самой сестры: нет, спасибо, мне ничего не нужно, у меня все хорошо, просто замечательно.

– Ты должен жить своей жизнью, – более настойчиво продолжала мать. – Ты не отвечаешь за то, что случилось. По крайней мере финансово Феба вполне обеспечена.

– Да мне вовсе не кажется, что я должен за нее отвечать. Правда. Просто… я хочу лучше узнать ее. Она ведь… моя сестра. И работа хорошая, и мне нужно сменить обстановку. Питтс-бург красивый город. Вот я и подумал – почему бы нет?

– Ох, Пол. – Мать вздохнула и провела рукой по своим коротким волосам. – Работа действительно хорошая?

– Очень.

– Что ж… – медленно проговорила она. – Вы будете рядом – это замечательно. Но тебе надо думать о перспективах. Ты еще очень молод и только нащупываешь свой путь. Знай, что в этом нет ничего плохого.

Пол не успел ответить: к ним подошел Фредерик и, постукивая по часам, сказал, что пора ехать, иначе опоздают на самолет. Через минуту Фредерик отправился за машиной, а мать снова повернулась к Полу и поцеловала в щеку.

– Все, мы поехали. Отвезешь Фебу домой?

– Конечно. Каролина и Ал разрешили мне у них остановиться.

– Спасибо, дорогой, – негромко произнесла она. – Спасибо, что пришел. Я знаю, для тебя это было непросто, по тысяче причин. Но это очень, очень важно для меня.

– Мне нравится Фредерик, – сказал Пол. – Надеюсь, вы будете счастливы.

Она улыбнулась и еще раз коснулась его руки.

– Я так горжусь тобой, Пол. Ты даже не представляешь, как я тобой горжусь. И как люблю тебя. – Она обернулась к Фебе. Та стояла, сунув нарциссы под мышку; ветерок раздувал ее блестящую юбку. – Я горжусь вами обоими.

– Фредерик зовет, – скороговоркой произнес Пол, стараясь не выдать нахлынувших чувств. – Кажется, вам пора. Все, мам, поезжай и будь счастлива.

Она обратила к нему полные слез глаза, поглядела долго и пристально и опять поцеловала в щеку. Фредерик бегом пересек лужайку и за руку попрощался с Полом. Тот посмотрел на мать, которая обняла его сестру и отдала ей свой букет; Феба ответила робким, коротким объятием. Потом новобрачные под очередным дождем из конфетти сели в машину. Когда автомобиль скрылся за углом, Пол вернулся к столу, на ходу перебрасываясь приветствиями с гостями, но не выпуская из виду Фебу. Она радостно рассказывала кому-то про Роберта и свою свадьбу, говорила громко и невнятно, с безудержным восторгом. Пол заметил на лице ее собеседника боязливую, натянутую, терпеливую улыбку и поморщился. Потому что Феба просто хотела общаться. И потому что всего пару месяцев назад он и сам реагировал бы так же.

– Ну что, Феба, – сказал он, подходя и прерывая беседу, – едем?

– Хорошо. – Она послушно отставила тарелку.

Вдоль шоссе простирались красочные сельские пейзажи. Пол выключил кондиционер и открыл окна, вспоминая, как его мать носилась по этим самым дорогам, убегая от одиночества и печали, и ветер трепал ее светлые волосы. Он, должно быть, проехал с ней тысячи миль, туда и обратно через весь штат; лежал на спине и по мелькающей листве, телеграфным проводам, даже облакам пытался определить, где они находятся. В памяти возник пароход на мутной Миссисипи, его яркие колеса, расшвыривающие брызги воды и света. Пол не понимал печали матери, а потом и сам стал повсюду носить ее с собой.

Теперь это все ушло: та жизнь закончилась, исчезла.

Он ехал быстро. В природе уже чувствовалась осень. Кизил начинал зреть, заволакивая холмы ослепительно-красными облаками. Пыльца щекотала Полу глаза. Он несколько раз чихнул, но все же не закрывал окон. Мать включила бы кондиционер, и в машине стало бы холодно, как в аквариуме цветочного магазина. Отец открыл бы сумку и достал антигистамин. Феба, сидевшая сзади, вытащила из большой черной пластиковой сумки маленький пакетик и протянула Полу бумажный носовой платок.

Его сестра. Близнец. Что, если бы она родилась здоровым ребенком? Или родилась бы как есть, но их отец не поднял бы глаз на Каролину Джил в тот день, когда весь мир занесло снегом, а машина его коллеги свалилась в канаву? Пол представил, как родители, молодые, счастливые, укладывают их обоих на заднее сиденье и медленно едут по лексингтонским улицам, мокрым от той мартовской оттепели, которая случилась сразу после их рождения. Феба жила бы в солнечной комнатке рядом с его детской. Гонялась бы за ним по лестнице, бежала через кухню в заросший сад, ее лицо всегда было бы рядом, ее смех эхом отражал бы его собственный. Каким бы он тогда вырос?