Пока сын спал, Нора приняла душ, затем примерила и отвергла три разных наряда: юбки врезались в талию, брюки трещали на бедрах. Она всегда была миниатюрной, стройной, хорошо сложенной; нынешняя несуразность фигуры, вполне объяснимая, тем не менее поражала и огорчала ее. Отчаявшись втиснуться во что-нибудь приличное, Нора снова влезла в старый, длинный и благословенно просторный синий джемпер, который таскала всю беременность и клялась больше не брать в руки. Одетая, но по-прежнему босиком, она отправилась бродить по дому. Комнаты, будто следуя примеру ее собственного тела, вышли из-под контроля, в доме царил беспорядок, разор. Мшистая пыль повсюду, брошенная одежда буквально на всех поверхностях, с незастеленных кроватей неряшливо свисают покрывала, окна мутные. В пыли на туалетном столике остался чистый след – Дэвид ставил вазу с нарциссами, лепестки которых уже пожухли. Через день на смену Бри приедет мать. При мысли о ней Нора беспомощно опустилась на край кровати. В руках она вяло держала галстук Дэвида. Беспорядок в доме давил на нее тяжелым прессом, казалось, даже солнечный свет приобрел вес. Нора не находила сил бороться с хаосом. Хуже того – и печальней, – ей это было безразлично.
В дверь позвонили; по комнатам быстрым эхом простучали шаги Бри.
Нора сразу узнала голоса. Еще мгновение она сидела на кровати в полнейшем бессилии, думая, как бы с помощью Бри отослать гостей. Но голоса зазвучали ближе, у лестницы, потом опять стали тише: все прошли в гостиную. Вечерний кружок из ее церкви, с дарами для новорожденного. Нора принимала гостей уже дважды, из швейного кружка и клуба росписи по фарфору. Они забили холодильник гостинцами и передавали Пола из рук в руки, точно трофей. Норе не раз самой доводилось участвовать в подобных мероприятиях, и сейчас она в ужасе понимала, что испытывает вовсе не благодарность, а досадливое раздражение: распорядок дня нарушен, на деликатесы ей плевать – аппетита вовсе нет, – зато придется рассылать благодарственные письма.
Бри уже звала ее снизу. Нора спустилась, не потрудившись накрасить губы или хотя бы причесаться. И по-прежнему была босиком.
– У меня жуткий вид, – вызывающе объявила она, входя в комнату.
– Ничего подобного, – поспешила заверить Рут Старлинг и похлопала по дивану рядом с собой, однако Нора со странным удовлетворением отметила, какими взглядами обменялись остальные. Затем послушно села, скрестив ноги у щиколоток и сложив руки на коленях, – ни дать ни взять примерная первоклассница.
– Пол только что заснул. Я не стану его будить. – В ее голосе прозвучала злость, даже агрессия.
– Ничего страшного, дорогая, – ответила Рут, дама без малого семидесяти лет, с тонкими, серебристыми, тщательно уложенными волосами. Муж, с которым она прожила полвека, умер год назад. «Чего ей стоит теперь, – мелькнула у Норы мысль, – следить за собой и выглядеть веселой?» – Вам столько всего пришлось пережить, – добавила Рут.
И вновь Нора ощутила присутствие своей дочери, совсем близко, чуть за пределами поля зрения, и с трудом поборола вспыхнувшее желание взбежать наверх и проверить сына. «Я схожу с ума», – думала она, глядя в пол.
– Хотите чаю? – с натужным воодушевлением предложила Бри и, не дожидаясь ответа, скрылась в кухне.
Нора изо всех сил старалась сосредоточиться на разговоре: хлопок или лен предпочтительнее для больничных подушек, что говорят прихожане о новом пасторе, следует ли отдавать одеяла Армии спасения. Затем Салли сообщила новость: вчера ночью Кэй Маршалл родила девочку.
– Семь фунтов ровно. Кэй выглядит отлично. И девочка – чудо! Назвали Элизабет, в честь бабушки. Говорят, роды прошли легко.
Все молчали, сообразив, что произошло. Норе казалось, будто тишина вырастает из ее груди, ширится, кругами расплывается по комнате. Салли, вспыхнув, подняла расстроенный взгляд.
– Ой, – пролепетала она. – Нора. Прости.
Нора хотела ответить, чтобы все снова пошло своим чередом, почти уже нашла правильные слова, да только голос куда-то пропал. Она сидела, онемев, и ее молчание стремительно превращалось в озеро – нет, в океан, грозивший утопить их всех.
– Что ж… – бодро проговорила Рут, нарушив тяжкую паузу, – храни вас Бог, Нора. Вы наверняка падаете с ног от усталости. – Она извлекла пухлый сверток в яркой обертке, с гроздью тонких завитых ленточек. – Мы объединили усилия, решив, что недостатка в булавках для подгузников вы уже не испытываете.
Напряжение спало, женщины рассмеялись. Нора тоже улыбнулась, разорвала обертку и открыла коробку: кресло-качалка для малыша – тканевое сиденье на металлической рамке, – каким она однажды восхищалась в доме приятельницы.
– Понятно, Полу до него еще расти несколько месяцев, – заметила Салли, – но зато как время придет, лучше ничего не придумаешь!
– И еще кое-что… – Флора Минтон поднялась со своего места с двумя мягкими свертками в руках.