Дочь хранителя тайны

– Спасибо, что позвонили, – сказала она медсестре и повесила трубку.

Бри появилась на кухне, принеся с собой запах дождя. Сапоги, видневшиеся из-под длинного плаща, доходили ей до колен, а стройные бедра были едва прикрыты юбкой – что называется, короче некуда. В серебряных серьгах с бирюзой плясали искорки света. Бри, в данный момент администратор на местной радиостанции, примчалась прямо с работы, а ее сумка едва не лопалась от книг и тетрадей: Бри еще и училась.

– Ух ты! – Поставив сумку на шкафчик, Бри протянула руки к Полу. – Потрясающе, сестричка! Уму непостижимо, как за такое короткое время ты преобразила весь дом!

– Надо же чем-то заниматься, – отозвалась Нора.

Долгие недели она отпаривала старые обои, потом красила стены. Они с Дэвидом решиись продать дом, рассчитывая, что переезд, как и его новая работа, поможет уйти от прошлого. Нора, больше всего на свете мечтавшая забыть о своей потере, целиком отдалась обустройству дома. Увы, ремонт отвлекал меньше, чем хотелось бы, и в душе по-прежнему часто, как язычок пламени в тлеющих углях, вспыхивало осознание своей утраты. Только за последний месяц она дважды приглашала няньку для Пола и убегала из дома, от недокрашенных рам и рулонов с обоями, и гнала машину по узким деревенским дорогам к частному кладбищу, где за чугунными воротами, среди низких, иногда очень старых, почти ушедших в землю надгробий покоилась ее дочь. На скромном, из розового гранита, памятнике Фебы были высечены имя и одна-единственная дата. Нора вставала коленями на колючую мерзлую траву из своего сна. Резкий зимний ветер жестоко трепал ее волосы. Она цепенела от горя, тоска вгрызалась в грудь так, что не хватало сил плакать.

И все же домой она возвращалась, лишь проведя на унылом кладбище несколько часов.

Пол заливался смехом, пытаясь ухватить волосы своей тетушки.

– Твоя мамуля – это что-то! – сообщила ему Бри. – Такую домохозяйку еще поискать. Ой, нет, солнце мое, только не сережки! – Она отвела ручонку Пола.

– Домохозяйка? – вскипела Нора. – В каком смысле?

– Да ни в каком. – Бри корчила рожицы Полу и сейчас удивленно подняла глаза. – Бога ради, Нора, не кипятись.

– Домохозяйка? – снова повторила та. – Я старалась, чтобы в нашу годовщину дома было красиво. Что здесь плохого?

– Ничего. – Бри вздохнула. – Все очень здорово. Я же сказала. И я ведь приехала за Полом, так что ж ты злишься?

Нора махнула рукой:

– Не обращай на меня внимания. У Дэвида срочный вызов.

Лишь на долю секунды позже, чем следовало бы, Бри кивнула:

– Тогда понятно.

Всегда готовая оправдать мужа, Нора открыла рот – и запнулась.

– Бри, – простонала она, прижав ладони к щекам, – ну почему именно сегодня!

– Безобразие, – кивнула Бри, и губы Норы поджались буквально сами собой. Бри рассмеялась. – Да брось ты. Признайся честно: возможно, Дэвид и не виноват, но ты все равно его винишь, верно?

– Он не виноват, – сказала Нора. – Где-то на дороге серьезная авария… Черт, ладно, ты права. Все это отвратно. Отвратно-преотвратно, довольна?

– Совершенно с тобой согласна, – на удивление нежно отозвалась Бри. – Это натуральное свинство, и мне очень жаль, сестренка. – Бри улыбнулась. – Слушай-ка, а я ведь привезла вам с Дэвидом подарок. Может, он тебя хоть капельку утешит.

Пересадив Пола на одну руку, другую Бри сунула в необъятную стеганую сумку и выудила парочку книг, шоколадку, пачку листовок с призывами на демонстрацию, солнечные очки в потрепанном кожаном очечнике и, наконец, бутылку вина. С ловкостью фокусника, локтем прижав к себе малыша, она откупорила бутылку, разлила по бокалам, и вино замерцало гранатовым блеском.

– За любовь, – сказала Бри, протянув Норе бокал и поднимая свой. – За вечное счастье и блаженство.

Обе рассмеялись и торжественно, под аккомпанемент струй дождя из водосточных труб, выпили вино – темное, фруктовое, с легким дубовым оттенком. Годы спустя Нора будет вспоминать этот вечер, свое мрачное разочарование и сестру, принесшую в дом манящие символы иного мира: блестящие сапоги, серьги, энергию; яркую, как свет. Каким прекрасным все это казалось Норе, каким недостижимым и далеким. Потом она поймет, что мрак, в котором она жила, назывался депрессией, но в 1965-м об этом не говорили, да что там – даже думать не полагалось. Особенно Норе – с ее домом, ребенком и мужем-врачом. Ей следовало благодарить судьбу.

– Кстати, что там с вашим старым домом? Продан? – Бри добавила вина в бокалы. – Вы приняли предложение?

– Еще не решили. Вообще-то мы рассчитывали получить больше. Дэвид готов согласиться, просто чтобы со всем покончить, а я… даже не знаю. Все-таки наш первый дом. Мне до сих пор жалко с ним расставаться.

Она представила себе дом, пустой и темный, табличку «Продается» во дворе, и мир вокруг неожиданно сделался очень зыбким. Ее качнуло, она оперлась о стол, сделала еще глоток и сменила тему:

– Лучше расскажи, как твоя любовная жизнь. Что у тебя с тем парнем, как его – Джефф?