Дочь хранителя тайны

Сейчас уточки радостно подпрыгивали при каждом его шаге и ярко зажелтели, как только Дэвид сошел с узкой лестницы на природную каменную перемычку, тянувшуюся через ущелье. Нора, в джинсовых шортах и белой блузке без рукавов, стояла посреди естественного моста, у самого края; носки белых кроссовок нависали над обрывом. Она медленно, с грацией танцовщицы раскинула руки и выгнула спину, закрыв глаза и словно предлагая себя небу.

– Нора! – в ужасе закричал он. – Это опасно!

Пол уперся ладошками в грудь Дэвиду. А-па, эхом отозвался он, услышав знакомое слово – оно относилось к электрическим розеткам, лестницам, каминам, стульям, а теперь еще к огромному расстоянию, отделявшему его мать от земли.

– Это потрясающе! – Нора опустила руки и обернулась к мужу. Мелкие камешки покатились у нее из-под ног, посыпались вниз. – Иди, посмотри!

Он осторожно подошел и встал рядом, но как можно дальше от края. Внизу, в высохшем русле древней реки, шагали крошечные фигурки. Холмы стремились куда-то вдаль, к бурной весне: сто оттенков зеленого на фоне ясного голубого неба. Дэвид сделал глубокий вдох, борясь с тошнотой, страшась даже на Нору взглянуть. Он мечтал заботиться о ней, защищать от страданий и боли; он не знал, что утрата все равно пойдет следом, упорная, как водный поток, как сама жизнь. Точно так же он не мог предвидеть своего горя, пронизанного темными нитями прошлого. Представляя себе дочь, которую он отдал, Дэвид видел лицо сестры, ее бледные волосы и серьезную улыбку.

– Дай-ка я тебя сфотографирую, – сказал он, медленно отступая назад: шаг, другойю. – Выйди на середину. Там освещение лучше.

– Еще минутку, – попросила она, держа руки на бедрах. – Здесь так красиво.

– Нора, – взмолился он, – уйди оттуда, мне за тебя страшно.

Нора, не глядя на него, встряхнула головой.

– Почему ты всегда всего боишься? Я не упаду.

Он промолчал, ощущая, как работают его легкие, каждый судорожный вдох. То же самое он чувствовал, читая письмо Каролины. Письмо пришло на адрес старой работы, конверт был надписан ее острым почерком и наполовину залеплен пересылочными марками. Каролина прислала три снимка Фебы, малышки в розовом платье. На письме стоял штемпель «Толедо, Огайо», вместо обратного адреса – номер почтового ящика, но не в Толедо, а в Кливленде. Город, где Дэвид никогда не был и где, судя по всему, жила Каролина Джил с его дочерью.

– Давай уйдем, – вновь умоляюще попросил он… – И дай я тебя сфотографирую.

Она кивнула, как будто соглашаясь, но он уже дошел до безопасной середины моста, а Нора все еще стояла на краю и глядела на него, сложив руки на груди и улыбаясь.

– Сфотографируй прямо здесь, – сказала она. – Как будто я иду по воздуху.

Дэвид присел на корточки, к теплу, исходящему от золотистых камней под ногами. Пол беспокойно заерзал в рюкзачке. Все это – прошедшее незаметно, не зафиксированное сознанием – Дэвид вспомнит потом, когда картинка, медленно обретая контуры, появится в проявителе. А сейчас он нашел Нору рамкой видоискателя. Ветер трепал ее волосы, загорелая кожа светилась здоровьем.

В теплом весеннем воздухе витали нежные ароматы. Дэвид и Нора стали спускаться, обходя пещеры, заросли горных лавров и фиолетовых рододендронов. Нора шла впереди. Она свернула с протоптанной дорожки и, петляя между деревьями вдоль ручья, вывела их на залитую солнцем поляну, запомнившуюся ей обилием земляники. Высокая трава тихо колыхалась на ветру, по земле, слабо мерцая, стлался темно-зеленый ковер земляники. Воздух был напоен жаром, сладостью, гудением насекомых.

Они разложили еду: сыр, крекеры, гроздья винограда. Дэвид устроился на одеяле и, прижав голову Пола к своей груди, расстегнул рюкзак. Он невольно вспомнил своего отца, плотного и сильного человека, умелые крепкие пальцы, которые накрывали его руку, обучая держать топор, доить корову или забивать гвоздь в кедровую дощечку. От отца пахло потом, смолой и темной, глубинной землей шахт, на которых он работал зимой. Даже подростком, уже учась в городе – только там можно было окончить школу, – Дэвид любил в выходные, подходя к дому, видеть на крыльце отца, курившего трубку.

– А-па, сказал Пол. Обретя свободу, он тут же стащил с ноги ботинок, внимательно осмотрел его, отшвырнул и пополз исследовать зеленый мир за границами одеяла. Дэвид наблюдал за ним. Малыш выдрал пучок травы, сунул в рот, удивился непонятному вкусу. Дэвиду вдруг пронзительно захотелось, чтобы родители были живы и могли посмотреть на его сына.

– Гадость, да? – усмехнулся он, вытирая травяную слюну с подбородка Пола.

Нора деловито и споро доставала столовые приборы, салфетки. Дэвид сидел к ней спиной, чтобы она не заметила, насколько он расчувствовался. Сунув руку в карман, он вытащил одну из своих находок, и Пол немедленно схватил ее обеими руками и потянул в рот.

– Может, ему все-таки не стоит облизывать камни? – Нора опустилась возле мужа, так близко, что он вдохнул ее тепло, запах пота и мыла, разлившийся в воздухе.

– Пожалуй, не стоит, – ответил Дэвид и отобрал у малыша камень, заменив крекером.