Дочь Хранителя

В голосе старика звучал неприкрытый сарказм.

– Мне нужно воспользоваться твоей лабораторией, – чуть виновато признался магистр Пилаг.

– Опять? Неужели там, где ты сейчас обретаешься, совсем нет медицинского оборудования?

– Такого, как здесь, нет нигде.

– Что, так сразу и помчишься в подвал, даже келса не попьешь? – усмехнулся профессор.

– Пожалуй, выпью чашечку, – согласился идущий, сбавляя пыл.

А то и правда неудобно получается. Пришел, решил свои вопросы и скрылся в неизвестном направлении. А Эн-Сотто, между прочим, двоюродный брат его матери, последний оставшийся в Сопределье родственник. Да и сдал старик в последнее время. Восемьсот пятьдесят – даже для карда самая что ни есть старость. А живет все так же один.

Эн-Ферро скользнул взглядом по стоящему на полке фото. Герб. Единственный сын – опора и надежда. Скоро сто двадцать лет как его не стало.

Гербен шел по стопам отца, занимался исследованиями в области генетики, работал в проекте «Исток». У Клая были причины гордиться сыном: проектом интересовался сам Кадм, Хранитель врат в их новом мире. Даже выделил для работы несколько помещений в своей лаборатории, оснащенной, наверное, лучшим в Сопределье оборудованием. Лайс помнил восторженные отзывы кузена и то, как они вместе посмеивались над молодыми учеными, робевшими перед Хранителем. О драконах вечно плетут небылицы, и среди лаборантов ходили передаваемые зловещим шепотом истории о том, что из занимаемого Кадмом сектора доносятся по ночам крики и стоны, а особо чувствительные девицы слышали детский плач. Поговаривали, что экспериментатор-старейшина проводит опыты над живущими, и отчаянно боялись, что однажды их пригласят в этих опытах поучаствовать. Герб был чужд подобных страхов. Он весь погрузился в работу, мог не вылезать из лаборатории неделями. Там его и нашла смерть. Горстка людей, в чьи пустые головы кто-то вбил идеи расизма, начала с разбрасывания по городу листовок с похабными картинками и требованиями к «хвостатым выродкам» убираться с их планеты. А закончили эти ксенофобы тем, что однажды ночью взорвали стоявший на границе людских районов и поселения кардов исследовательский центр. Видимо, гнева дракона, истинного хозяина этой лаборатории, они не опасались: вокруг горящего здания валялись горы тех самых листовок, а на въездных воротах красовалась повешенная кошка – священное, неприкасаемое для кардов животное. Потом говорили, что экстремистов впустил внутрь охранник-человек, которого они тоже не пожалели, оставив гореть вместе с тремя учеными, одним из которых был Гербен Эн-Сотто. Их конечно же нашли. Был показательный суд, на котором четверо прыщавых юнцов до хрипоты доказывали свою невиновность, плакали безутешные матери и злобно щурил желтые глаза старейшина Кадм. Был мягкий, по мнению многих, приговор о пожизненной ссылке на рудники на севере континента, и обещание дракона сгноить ублюдков заживо, от которого впоследствии отговорил его Кир. Лайс тогда в первый и в последний раз ругался с другом, укоряя его в излишнем человеколюбии, а после понял, что тот был прав. Кадм как Хранитель не должен был вмешиваться в дела живущих, пусть даже они посягнули на его собственность и жизни иномирцев, которым он обещал защиту и покровительство. Те тупоголовые мальчишки в любом случае не дожили бы до этих дней, а Герба, который был бы сейчас еще молод и, возможно, завел бы семью, никакое отмщение уже не вернуло бы…

Его отцу суждено теперь доживать век в пустоте дома, слишком огромного для одинокого больного старика, которого кроме студентов и коллег никто и не навестит.

А может, и заходит кто-нибудь еще.

– Заходят, заходят, – улыбнулся на озвученный вопрос племянника Эн-Сотто. – Пришел бы на час раньше, встретился бы с ним.

– С кем?

– Да с наследничком своим.

Лайс скривился так, словно в келс вместо сахара всыпали пригоршню соли.

– Все экспериментируешь? – брезгливо выдавил он. – И как успехи? Отыскал ген-носитель Пилаг?

– Нет никакого гена-носителя, сам знаешь. На Свайле еще это проходили. А мальчик заходит иногда. Навещает старика. В отличие от некоторых, – полный укора взгляд профессора заставил Лайса опустить глаза, – большинство кардов чтят родственные связи. Пусть даже и возникшие… хм… нетрадиционным путем.

Эн-Сотто помолчал с полминуты и добавил с хитрецой:

– Я-то, конечно, не прочь заполучить образчик. Для личного пользования. Но Мариза глаза выцарапает, если след от иглы увидит или хоть коготок остриженный. Трясется над пацаном, не приведи небо.

– Не хочет делиться результатами, – презрительно бросил Эн-Ферро.

– Какими результатами? – возмутился старик. – Ни одна нормальная женщина не позволит над своим ребенком опыты проводить.

– Так то нормальная, – возразил Лайс. – А Мариза прежде всего – ученый, доктор медицины. Или уже гран-доктор?

– Уже. Только это-то тут при чем?