Дочь киллера

Затем я вновь вышла в коридор, прошла его и оказалась в большой комнате, которая, очевидно, служила хозяевам гостиной. Она была просторной, середину ее занимал огромный деревянный стол прямоугольной формы, а под потолком висела большая люстра, тоже деревянная. Такую люстру я видела впервые. Стены гостиной были увешаны картинами, изображавшими кресты, лебедей, корабли, еще, кажется, Китежград или что-то в этом роде. Я вышла из гостиной и прошлась по остальным комнатам. Их было пять. Меблировка была старая и довольно аскетичная: узкие кровати, по одному стулу в каждой из комнат, комод. В комнатах, да и в гостиной тоже у стен стопками лежала литература на религиозные темы. Но никаких следов недавнего пребывания кого-либо в доме я не заметила. На втором этаже было три комнаты с такой же обстановкой, как и на первом этаже, без излишеств. Необследованным остался только подвал. В него я решила заглянуть напоследок. Может быть, именно в нем скрываются какие-нибудь интересные вещи?

Спустившись по ступенькам вниз, я открыла дверь и посветила фонариком. Вообще-то на стене я увидела коробку с рубильником, но не стала рисковать, включая свет, мне вполне было достаточно света фонарика. Подвальное помещение было завалено какими-то станками, похожими на типографские. А может быть, это и есть типография? Сектантская, разумеется. Ведь видела же я в доме гору книг подобного содержания.

Я прошла в глубь подвального помещения. В бетонном полу я увидела небольшие канавки, которые напоминали отверстия для водостоков. В стене тоже находились отверстия, но забранные решетками. Я остановилась и, присев, наклонилась над водостоками. Приглядевшись, я увидела, что в некоторых местах их стенки были покрыты каким-то налетом, он был темный и напоминал ржавчину. То ли краска, то ли… Кровь? А что, вполне возможно, если речь идет о сектантском жилище.

Я выпрямилась и тут заметила еще одну дверь, стальную, без ручки, в ней имелась только замочная скважина. Интересно, что в ней находится? Может быть, это комната, где складируются ритуальные жертвы? Как ни странно, но мои универсальные отмычки в данном случае оказались бессильны. Внимательно все осмотрев, я поняла, в чем дело: замочная скважина была намертво чем-то залита. Скорее всего, помещением, которое находилось за этой дверью, перестали пользоваться. Ну и ладно. Главное, что в подвале ничего подозрительного не оказалось: нет никаких следов проникновения в дом преступника. Все замки на месте, двери и окна целые.

Я вышла с территории сектантской обители и направилась в коттедж Перегудникова.

– Тамара Семеновна, – обратилась я к сестре доктора, которая вместе с домработницей хлопотала на кухне, – что вы можете сказать о пациентах Владислава Семеновича?

Алешечкина вытерла руки о полотенце и сняла фартук.

– Пойдемте в комнату, Женя, – сказала она.

– Пациенты у Владислава были разные, – начала женщина, – были и дети, и взрослые. И диагнозы тоже были разные. Например, брат лечил одну девочку от энуреза. Другой ребенок, мальчик, страдал заиканием, стеснялся посещать школу, родители совсем отчаялись. Ну, а взрослые… Тоже разные случаи были. Вот одна девушка хотела покончить с собой из-за несчастной любви, каким-то чудом удалось ее снять с крыши буквально в считаных сантиметрах от края. Мужчина едва не сбил пешехода, так после этого не мог сесть за руль. К брату обращались и люди, которые пытались бросить курить, но самостоятельно у них это не получалось. Еще были случаи алкоголизма, наркомании и даже клептомании.

– А сколько таких пациентов вел Владислав Семенович? – спросила я. – Двадцать, тридцать?

– Думаю, с десяток наберется, – ответила Алешечкина и, увидев на моем лице удивление, пояснила: – Понимаете, Женя, работа психиатра требует помимо душевных еще и временных затрат. Недаром же в клиниках на прием одного больного отводится времени почти в два раза больше, чем у врачей остальных профилей. Психотерапевту, чтобы понять причину болезни, необходимо поговорить с пациентом не пять минут, а гораздо больше.

– Ну, хорошо, а кто конкретно был у Владислава Семеновича в пациентах? Фамилии можете назвать?

– Извините, нет. Я думаю, и сам брат не стал бы этого делать. Ведь проблемы у пациентов Владислава очень деликатные.

– Я вот о чем подумала, Тамара Семеновна, ведь наверняка у вашего брата имелась записная книжка, где были записаны фамилии пациентов, а также их адреса.

Алешечкина отрицательно покачала головой:

– Нет, Женя, Владислав соблюдал полную конфиденциальность по отношению к своим пациентам, поэтому никаких записей он не делал.

– Но не мог же он все держать в голове, – недоумевала я.

– Обычно он записывал данные пациента на отдельном листке бумаги, там были фамилия, имя, отчество и адрес. Этот листок он брал с собой, когда выезжал на дом, а потом уничтожал.

– А когда нужно было ехать повторно, он снова все записывал? – спросила я.

– Совершенно верно, – подтвердила Тамара Семеновна. – Владислав считал, что так надежнее всего.