Дочь киллера

«Что же, как раз то, что нужно. Разлейников сидел себе внутри. Наружу не высовывался, чтобы не столкнуться с Перегудниковым. Наверняка это ему Седлаковский велел притвориться, что у него болит нога. Стало быть, хозяин „Ильи Муромца“ сам занимается разработкой сценариев заказных убийств. Получается, Константин рассказал ему о том, что проболтался доктору при встрече в книжном, и хозяин принял решение его устранить. Нет, не так. Сначала Владислав Семенович, проверив сведения, лично, надо полагать, поговорил с Седлаковским и потребовал, чтобы тот пошел в полицию с повинной. Наверное, дал ему срок. Но у хозяина „Ильи Муромца“ оказалась своя точка зрения на этот счет. Надо бы взять за жабры этого Валентина Михайловича. Но что ему можно предъявить? Пока ничего, потому что это только мои предположения, не подкрепленные доказательствами».

– Так что вы говорите по поводу больной ноги Константина? – спросила я.

– Я и говорю, что из-за нее он в основном сидел перед монитором и вел наблюдение за наружной территорией поселка. Фиксировал также въезжающие машины и записывал их номера в журнал.

– Так он, получается, совсем не выходил на территорию поселка? Так и сидел безвылазно в помещении? – спросила я.

– Ну, в мое дежурство он делал обход рано утром, а как было в другие дни, я не знаю, – ответил Валерий.

– А почему рано утром?

– Ну, пока все спят. Сами подумайте, если кто-то из жителей увидит, что охранник хромает, то пожалуется хозяину, и, возможно, даже дело дойдет до расторжения договора. Кому же это понравится, чтобы поселок охранял больной? Кроме того, Разлейников подвел бы Валентина Михайловича, а ведь тот помог ему с проживанием.

«Нет, все задумано очень умно. И объяснение, с какой целью Константин Разлейников рано утром вышел якобы на обход, – чтобы никто не увидел, как он хромает, – придумано вполне правдоподобное».

– А что делал напарник Константина? – спросила я.

– А он делал обход днем и вечером, а кроме того, в его обязанности входило открывать и закрывать въездные ворота.

– Понятно, – сказала я.

Теперь все более-менее разъяснилось. Когда Перегудников поставил перед Седлаковским вопрос ребром – или тот идет с повинной в полицию, или доктор сделает это сам, – то хозяин «Ильи Муромца» направил в «Тарасовский изумруд» Константина Разлейникова. Дескать, ты натворил дел, вот и разгребай теперь сам, нечего было болтать языком. Для остальных охранников Константин был несчастным человеком, который настолько остро переживал разлад с женой, что даже решил с ней временно разъехаться. А так как жить ему было негде, то добрый шеф разрешил ночевать в домике охраны. Вот такая вот легенда. Поначалу Константин прятался там, чтобы Перегудников его не увидел. А потом дождался, когда Владислав Семенович останется дома один, и дал знать об этом подельнику, чтобы тот ждал его за периметром поселка. Сам же он на принадлежащем сектантам участке надел черную куртку, проник в коттедж доктора, ударил его ножом, забрал ноутбук, мобильник и документы и, снова зайдя на соседний участок, снял с себя куртку. Оставшись в одежде охранника, он открыто пошел по дороге, дошел до подкопа, передал похищенное сообщнику и затем вернулся в домик охраны.

Надо ехать в отделение к Артуру Кононенко, пусть размножит рисунок Владимира и объявит Константина Разлейникова в розыск. Определенно он где-то скрывается. Я решила обойтись без предварительного звонка Артуру, рассудив, что даже если он сейчас и отсутствует, то сделать ксерокопию с рисунка Владимира я могу и без него.

Артура у него в кабинете не оказалось. Я поинтересовалась, где он находится, у Федора – молодого парня, сидевшего за соседним столом.

– Король Артур сейчас у Пирожка, – сообщил он.

– Король Артур? – переспросила я. – А ты, значит, один из рыцарей Круглого стола?

Федор усмехнулся. Я уже была в курсе многих особенностей жизни этого отдела и, в частности, знала, что Пирожок – это старший следователь следственного отдела Яков Гаврилович Афанасьев. За глаза сотрудники называли его Пирожком из-за пристрастия к пирожкам, которые пекла его старшая сестра и которыми он угощал весь отдел. Надо сказать, что пирожки были отменные, мне однажды довелось их попробовать, потому что Артур, насытившись, больше не мог не то что съесть еще хотя бы один, но и просто посмотреть в сторону тарелки.

Яков Гаврилович, несмотря на предпенсионный возраст, не утратил юношескую веру в романтическую подоплеку расследуемых преступлений. Особенно его расстраивало то, что мотивами их являлась по большей части заурядная бытовуха. Никаких серьезных и ярких чувств: любовь там, месть, зависть, принципиальность. Все глупо и пошло. У преступников в голове одна извилина, интеллектом там и не пахнет. В отделении над Афанасьевым частенько посмеивались и советовали смотреть на жизнь проще, а не искать загадки, где их нет и быть не может.