Дочь Клеопатры

— Ну давай, приходи помочь, — взмолилась девушка. — Неужели Витрувий нуждается в тебе каждый день?

— Думаю, я вообще ему не нужна.

— Ерунда, — отозвался брат.

Галлия с Юбой, укутанные в самые теплые зимние накидки, ожидали нас на другом конце внутреннего двора.

— Только вчера он упомянул, что ждет хорошей погоды, чтобы брать тебя с собой на строительные площадки.

— Девчонку? — воскликнул Тиберий.

— А что? — возразила Юлия.

— Да вы на нее посмотрите! Она и кирпич не поднимет!

— Зато могу измерять, — отрезала я. — И придумать рисунок для пола или крыши лучше многих взрослых мужчин в Риме.

— Значит, Витрувий представит тебя как свою ученицу? — фыркнул приемыш Октавиана.

— Мы будем ходить по утрам, до начала рабочего дня…

Тиберий оскалился.

— Неужели бедняге так стыдно?

— Лучше оставь ее в покое, — предостерег Марцелл.

— Похоже, ты не собираешься нам помогать, — надулась Юлия.

— Не собираюсь, — твердо сказала я.

К тому времени, как мы вернулись на Палатин, в портике виллы Октавии собралось полдюжины носилок.

— Прибыли жрицы, — предупредила Галлия. — Молчите, когда войдете.

Юба с Тиберием проследовали за нами в атрий. Жрицы Юноны уже собрались вокруг жаровни. Октавия держала над пламенем свернутый свиток, Агриппа махал рукой, раздувая огонь.

— Что они делают? — прошептала я.

Юлия приблизила губы к моему уху.

— Октавия держит в руках календарь. Когда жрицы решат, что дыма достаточно, они рассмотрят обгоревшие места и определят dies nefasti.

Я отпрянула.

— Неудачные дни?

— Март, апрель и весь июнь неблагоприятны для свадеб. А также календы, ноны, иды любого месяца. И любой день, следующий за ними. А еще нельзя играть свадьбы во время религиозного праздника.

— Это правда приносит беду?

Девушка закатила глаза.

Жрицы начали петь Юноне, богине замужества и материнства. Октавиан стоял подле сестры с восковой табличкой и стилем в руках. Его тяжелая меховая шуба громоздко топорщилась на плечах. Я заметила, как он страдает от холода, как пятится от отверстия в потолке, сквозь которое падали струи дождя в ледяной бассейн. Его лицо побелело под цвет шубы. Видны были только серые глаза.

— Хватит, — произнесла одна из жриц.

Октавия тут же отвела руку, и та, что заговорила, стала рассматривать календарь при тусклом свете, падающем с небес. Пение прекратилось, слышался только стук дождя.

— Второе февраля — нет.

Октавиан что-то начертил стилем.

— Он хорошо себя чувствует? — прошептал Александр.

Юлия кивнула.

— Это с ним каждую зиму.

Даже в худшие дни в Александрии я никогда не видела своего отца таким ослабевшим.

— И не десятое февраля, — продолжала жрица.

Цезарь снова сделал пометку на восковой табличке.

— Лучший день — двенадцатое.

Октавиан поднял глаза.

— Канун луперкалий?[35]

Она хотела ответить, но тут засверкала молния, и стены атрия задрожали от грома.

— Авгуры! — воскликнул Цезарь. — Скорее в коллегию, приведите авгуров!

Александр повернулся к Марцеллу.

— Что происходит?

— Гроза, — отозвался тот с ужасом. — Дурное знамение. В воздухе вновь полыхнуло, загрохотало, и дождь хлынул с новой силой.

— В библиотеку! — отрывисто бросила Октавия.

Когда мы собрались в библиотеке, Юба помог хозяйке виллы зажечь свечи, и на блестящие панели комнаты легли мерцающие оранжевые блики. Жрицы жались поближе к жаровне. Назвавшая благоприятный день имела самый жалкий вид. Как-то с ней обойдутся, если авгуры объявят, будто ее слова были неугодны богам?

— Что это значит? — проговорил Октавиан.

При этом он пристально посмотрел на нумидийца, занявшего место возле жаровни. Снаружи лило как из ведра.

— Подождем авгуров, — ответил Юба.

Я услышала, как Тиберий шепнул ему:

— Думаешь, это хоть что-нибудь значит? Обыкновенный предвестник дождя, вот и все.

— Авгуры скоро прибудут, — твердо сказал нумидиец.

— Ты ведь им не веришь! Признайся. Еще Цицерон презирал авгуров.

— И сложил голову, — с нажимом промолвил Юба.

Какая-то жрица всхлипнула. В библиотеке повисла тревожная тишина. Я представила себе, как авгур почивает в теплой постели, под ворохом одеял, и тут входит раб, чтобы вызвать его на улицу, где бушует ветер и дождь. В каком настроении он здесь появится? Готовым обречь несчастную жрицу Юноны?

На пороге возникла рабыня, и все встрепенулись.

— Пришли, хозяин.

Октавиан поднялся.

— Ввести их! — Он посмотрел на Агриппу. — Этот брак должен быть идеальным.

Первый вошедший авгур, судя по виду, желал одного — угодить господам. Он подал знак остальным входить, а потом обратился к Цезарю:

— Мы смиренно готовы вам услужить. Думаю, дело в грозе?

Жрицы Юноны поведали ему о случившемся.

— Стоило ей назначить день, как раздался гром, — прибавил Октавиан. — Грозы не было с самого утра. Вот уже несколько дней мы не видели молний.

— А с какой стороны донесся гром? — осведомился авгур.

— С востока, — ответил Юба.

Цезарь нахмурился.

— Я не заметил.

— Потому что писал. А я наблюдал за небом.

Авгур поспешил воздеть руки.

— Тогда это знак благословения!

Октавия положила руку на сердце, но ее брат не сдавался:

— Даже если свадьбу назначили на канун луперкалий?

Второй авгур наклонил голову.

— Боги сказали свое слово.