Дочь Клеопатры

— Кого было жалко — меня или Галлию? — строго спросила я, и он помрачнел во мгновение ока. — Так-то ты собираешься царствовать над Египтом? Словно не видел, до чего довели отца бесконечные пьянки с пирами!

— Почему бесконечные? — тихо промолвил брат. — Всего одно утро.

— Да, после ночи насилия и убийства!

— Я знаю о твоем добром деле, — шепнул племянник Цезаря. — Мама сказала, ты дала выкуп за Галлию.

За его спиной Александр и Юлия подскочили словно ужаленные:

— Освободила рабыню?

— И Октавия это стерпела? — поразился мой брат.

— Кажется, да.

— Как по-вашему, Галлия к нам вернется? — спросил Марцелл.

— Твоя мать говорит, это очень даже возможно. Я бы на ее месте навеки покинула Рим.

— Сегодня Ливия в добром расположении духа, — с тревогой произнесла Юлия. — Проведает о том, что ты сделала, — будет рвать и метать.

— Значит, никто ей не скажет, — решительно заявил Марцелл. — Галлии неизвестно, кто это был; вот и Ливии необязательно знать.

Брат посмотрел на меня исподлобья.

— В Александрии тебя не очень-то занимали рабы.

— В Александрии мы были царями. А теперь — велика ли разница между нами и Галлией?

— Римское гражданство, — ответила Юлия.

— Нет, просто кости упали по-разному, — возразил мой брат. — Нас точно так же могли бы сделать рабами.

— Детей царицы? — возмутилась девушка.

— Разве Галлия не была царской крови?

Юлия скорчила гримаску.

— Галлы — обыкновенные варвары.

Я спросила:

— А если твой отец и египтян объявит варварами?

Дочь и племянник Цезаря промолчали.

— Пожалуйста, никому не рассказывайте, — взмолилась я.

Девушка молча кивнула, но я сомневалась в том, что она сумеет сохранить тайну.

Вечером по дороге на виллу Октавиана Марцелл пропустил Александра вперед, чтобы наедине шепнуть:

— У тебя очень доброе сердце, Селена.

К счастью, серебряный лунный свет не выдал румянца, залившего мои щеки.

— Я надеялся дать ей свободу, когда стану Цезарем, только не знал, как воспримет мама… Ты совершила то, на что мне не хватало духу.

— Подумаешь, ничего особенного.

— Я так не думаю, — нежно промолвил он.

Наши взгляды встретились, и на мгновение мне почудилось, что и губы встретятся тоже. Тут в портике появилась Юлия, облаченная в новую серебристую тунику, и замахала нам издали. Марцелл отвернулся. Больше мы не сказали друг другу ни слова.

Глава четырнадцатая

Июнь 28 г. до н. э.

Галлия вернулась к нам летом, когда Октавиан готовился отбыть в свой летний дворец на Капри. Вся вилла была взбудоражена, когда она неожиданно появилась на утреннем салютарии и спросила, нужна ли еще Октавии. Ее голубая туника была усеяна мелким жемчугом, а в длинных волосах мерцал черепаховый гребень. Оставленные Гаем кровоподтеки давно зажили, чистая кожа сияла здоровьем. При виде бывшей рабыни Октавия расплакалась от радости, а возможно, еще и от облегчения. Вечером она отпраздновала возвращение Галлии, велев подать жареного самосского павлина и редких устриц из Тарента.

— Значит, ты едешь с нами на Капри? — поинтересовался Марцелл.

Мы вместе сидели в триклинии, где Галлии прежде не разрешалось принимать пищу.

Обмахиваясь ладонью, она пошутила:

— Думаете, я предпочту остаться в этой ужасной жаре?

Свобода украсила Галлию. Она прямо-таки светилась — от позолоченных украшений на волосах до золотистой вышивки на дорогой шелковой столе. Никто из нас ни словом не обмолвился о происшествии с Гаем; кстати, Юбу так и не наказали за убийство.

Утром перед отплытием, когда мы остались наедине, я тихо спросила:

— У тебя все в порядке?

Присев на мой дорожный сундук, она поразмыслила над моим вопросом.

— Ну, я поправилась. И разумеется, рада быть вольным человеком. Отныне никто мне не сможет приказывать, — жестко прибавила Галлия. — Один только Цезарь.

— Теперь Октавия тебе платит?

Она улыбнулась.

— Больше, чем в школе платят Веррию. И мне не приходится украдкой пробираться к нему по ночам. Мы женаты.

— С каких пор? — изумилась я.

— С той недели, когда мне дали свободу. — Она приложила палец к губам. — Только бы Ливия не узнала, иначе у него будут неприятности. Цезарь уважает учителя, но вот его жена… — Синие глаза Галлии сузились, превратившись в щелки. — Она против того, чтобы граждане вступали в брак с вольноотпущенниками.

— А учитель отправляется с нами на Капри?

— Конечно. Кто согласится проводить лето здесь, если можно этого избежать?