Дочь княжеская. Книга 1

… краткий перечень успешных операций против третичей…

… болезнь и кома, начавшаяся 20 лет назад и продолжающаяся по сей день.

Что общего могло быть у обыкновенной девчонки, вчерашней школьницы, попаданки в работники Службы Уборки с аристократкой, дочерью древнейшего рода, человеком, не просто пережившим ужасы войны, но ставшим легендой, национальным героем, символом Сопротивления Третьего Мира? Ничего…

Под рукой оказалась маленькая книжечка, скорее даже, блокнот. С пометкой 'копия' и припиской от руки: 'Никогда не простим. Никогда не забудем'.

Хрийз прочитала про себя по слогам: Жизнь на грани: дневники Фиалки Ветровой…

Отчего имя кажется знакомым? В следующим миг вспомнила: Фиалка Ветрова была одной из тех Девяти, памятник которым стоял на знакомой площади.

Руки сами перевернули страницу.

Вникать в местную китайскую клинопись было нелегко, но бросить оказалось невозможно после первых же строк…

Имя мне Фиалка, дочь Желана и Несмирёны Ветровых, я из юных славного града Светозарного.

О втором годе Вторжения произошли со мной и друзьями, всего нас числом девятеро, значительные изменения, отчего я взяла писать себе эти листы, для тех, кто пойдёт за мной следом. А никому не ходить бы такою дорогой!

Светозарный пал на исходе лета, и кто уцелел, бежали в горы, за перевалы, в Дармицу и дальше, бегущих настигали, и было это бедствие, каких никто доселе не знал. Из Светозарного вышло нас десять и четверо, а добрались до перевала Семи Ветров не все. Мирчоль и Сорноль, не дошли, Незабудка и Желана не дошли, Милодар, Милён, Дипанч, Снальш, Ринчай не дошли. Кариз Нагупнир, Чтавой и мальчик из береговых, оставшийся безымянным, не дошли.

Память вечная павшим в дороге.

Никогда не простим!

Никогда не забудем!

В Дармицком полевом госпитале мы жили в одной палате, с бассейном для Дахар и ребят. Мы долго болели, и нам говорили, что болезнь опасна, заразна, и не должно нам выходить в коридоры и тем паче гулять по парку, пока не разрешат.

Мы правда были больны и измотаны, гулять нам самим не хотелось: не доставало сил. Одно нам за счастье поначалу было, спать под крышей и знать, что мы среди своих…

Врач, что приходил к нам, был из дармичанских моревичей, именем Канч сТруви, и за то ему благодарны были, что не считал он нас детьми несмышлёными, разговаривал с уважением и не скрывал правду. А правда оказалась такова, что болезнь поразила ноги и скоро все мы сляжем, перестанем ходить уже навсегда, хотя не умрём, потому что повернули уже на выздоровление.

Не упомню, кто первый сказал, что чем жить немощной обузою, лучше умереть. И все согласились с ним, одна Дахар промолчала. Стали тогда думать, как нам уйти тропою смерти, и ничего стоящего придумать не получалось, а Дахар, она молчала. И Ненаш не выдержал, спросил у неё, что она себе думает, а она ответила, что можно нам не умирать. И рассказала про то, что доктор наш, господин сТруви, неумерший. Она, мол, чувствует так. И надо у него попросить, чтобы дал нам такое же посмертие, и вот это будет славно, потому что мы станем бойцами тогда, пойдём глотки проклятым желтоволосым грызть, и не упокоимся, пока всем их глотки поганые не перегрызём.

Мы стали смеяться, потом примолкли и начали вспоминать. Все сразу вспомнили, что доктор говорил, что мы заразные, а и ходил сам к нам без защиты и всегда только он один, других врачей мы не видели, хотя госпиталь большой. Дахар сказала, то всё потому, что неумершие от живых ничем заразиться не могут.

Впрямую спрашивать не стали, как доктор сТруви к нам пришёл, а решили мы проследить за ним. И ничего не уследили поначалу. Как тень, так он отбрасывал, как серебро заговорённое на запястье у меня, это мама цепочку надела незадолго до бегства нашего из Светозарного, так и никакого следа от серебра не было, и не боялся он того серебра совсем. А то ещё чесноку попросили к обеду, так сам принёс, и пришлось нам есть тот чеснок да нахваливать. И все уже начали потихоньку смеяться над Дахар, часом и я тоже. Но и про то сказать надобно, что Канч сТруви не оказал себя чудовищем, а похож был на отца моего, такой же спокойный, доброжелательный и надёжный, как земля под ногами. Какой же из него упырь из страшных баек, рассказываемых долгими вечерами при свете, погашенном для пущего страху?

А потом доктор сТруви не отразился в Златкином зеркальце, и все мы увидели, что Дахар права оказалась, а он сказал, что давно понял про нас всё, решил, что это мы со страху такую охоту устроили, и потому относился к нам с весельем, как вот с тем же чесноком. Сказок, говорил, много придумано от невежества и глупого чувства, ну да те сказки не обязательно все правда. Сказал ещё, что бояться нам нечего, что прошли те дни, когда неумершие дикими были и на всех подряд бросались, и что сейчас совсем другие времена.

Тогда мы сказали ему, что и как мы думаем по поводу собственной нашей жизни. Что не хотим быть обузой, а хотим врага бить, за Светозарный, и семьи наши, за всех, кто с нами был, а не дошёл. Тогда Канч сТруви перестал улыбаться и сильно разгневался.