Бывший учитель сам держал Алую Цитадель. Удивительно, но факт: он всерьёз готовился к возвращению Рахсима, он знал, что тот рано или поздно появится, и, чтобы послать его в этот дивный миг к чёрту, повышал своё мастерство как мага, в том числе и — мага Опоры. Вот откуда укоренилась и окрепла мысль о недопустимость разрушения Цитадели в умах не только простых людей, но и тех, кто имел право принимать решения. Даже Канча сТруви не миновала эта установка: он согласился с доводом Лае — истощённые души надо было по возможности извлекать, накачивать силой и отпускать…
В Алой Цитадели их было столько, что старому неумершему хватило заботы по самые брови. И он, как и все, считавший Даррегаша Рахсима мёртвым, проглядел настоящего паука. Который к моменту появления в Сосновой Бухте Хрийз набрал уже такую мощь, что сильнее его в Третьем мире, пожалуй, никого уже не осталось.
Он не стал убивать Милу, и это стало его первой ошибкой.
Он не стал убивать Хрийз сразу, и это тоже добавило груза на весы невезения.
Потом он уже просто метался, ошибаясь раз за разом, атака на рейсовый катер была актом отчаяния, провокация на войну Потерянных Земель, где он имел немало своих проводников-марионеток в том числе и среди правящих кругов, — тем более. Лае понимал, что портал собственно в Третерумк ему был не нужен. Что Алую Цитадель надо убирать. И потому растил свою собственную Опору, дублирующую первую. Страшная магическая сеть над городом, обнаруженная Хрийз, вполне в его расчёты вписывалась.
Погребальный костёр для вернувшейся из-за Грани княжны был результатом его интриг и влияния. Он не хотел терпеть её рядом, предчувствовал и боялся, что она могла его уничтожить.
Хотел стать первым — во всём.
После устранения всех правящих династий хотел властвовать над миром — один. Как паук из тени, тянул свою паутину и сосал из всех, угодивших в неё, жизнь.
Одним словом, он слишком много хотел. На чём и погорел.
И не жаль.
В день свадьбы солнце облило ласковым теплом бабьего лета всё побережье. Листья на деревьях уже ржавели, но облетать пока не собирались. По воздуху носило серебряные паутинки, и пахло прошедшим накануне тихим дождём.
Верная Лилар помогла Хрийз надеть свадебный наряд — алое платье в пол, с длинным шлейфом. В короткие волосы — чёрные кончики Хрийз потребовала срезать сразу после возвращения из страшной пещеры, — Лилар вплела алые ленты с драгоценными рубинами и алмазами на широких концах. Получилось очень красиво.
— Я ль на свете всех милее… — припомнила Хрийз детскую сказку, которую как раз рассказывала Миле вчера.
Стало и грустно и смешно одновременно. Злая мачеха сама вырыла себе яму ненавистью к дочери мужа-царя, пусть поначалу и казалось, что она берёт верх. Хрийз не взялась бы объяснить, кем стала для неё Мила за это время. Подругой, приёмной дочерью, младшим магом родной стихии? Всё вместе, и больше того, но одновременно и меньше.
Свершилось чудо, самое настоящее, хотя для мира магии чудеса — обыденное явление, и удивить народ, в котором даже самые последние простолюдины умели хоть немного, но колдовать, было невероятно сложно. Но переход из стихии Смерти в Жизнь, считавшийся невозможным, впечатлил всех. К Хрийз теперь относились с почтением, никак не связанным с именем её отца. Заслужила сама.
Хотя повторять еще раз что-то подобное девушка ни за что не стала бы. Чудо — вещь случайная и эксклюзивная. Штамповать подобное — невозможно, и даже вредно: на первой же попытке сломаешься. «Теорию магии» Хpийз всё-таки начала учить серьёзно, какими бы неприятными воспоминаниями от предмета ни веяло. Хватит уже тыкаться, как слепой котёнок, в тёмные углы. Наследственная и приобретённая сила требовала почтительного к себе отношения.
— Пойдёмте, госпожа, — сказала Лилар, в последний раз охорашивая подопечную: поправляла оборки, расправляла складки, проверяла, крепко ли держатся ленты. — Пора.
И была лестница, торжественно убранная, со статуями прежних князей и княгинь Каменногорских по краям слева и справа. Были многочисленные гости, красиво наряженные. Улыбки, всеобщее восхищение, лепестки роз, устилавшие путь вниз. И он. сЧай. Жених. Любимый.
Хрийз протянула ему руку, и он взял её ладошку, стиснул в пальцах — бережно, и вместе с тем крепко. И целого мира было рядом с ним мало! Судьба…
В храме Хрийз испугалась, что всё вокруг опять окажется иллюзией, за которой сидят, приготовившись для броска, злобные костомары. Но взяла себя в руки, и вступила в круг, не дрогнув коленками. Слова обета — пока смерть не разлучит нас — произносила, глядя любимому в глаза. Никто не вмешался. Никакие костомары не гремели костями. И, когда Хрийз вышла из круга, а затем и из треугольника Высших сил, она поняла, что свадьба перед ликом Триединого Вечнотворящегo — свершилась.
В лицах гостей и свидетелей, во взгляде пожилого служителя храма, в самом воздухе кипела неудержимая Жизнь — родная стихия, питавшая мир своим неудержимым потоком.