– Ты чуть не убила его. Нельзя так злоупотреблять. Кто хочет долго наслаждаться, должен быть умерен, – строго сказал Красинский. – А теперь уйди и вернись в общество, чтобы не заподозрили твоей безумной выходки, – прибавил он.
Мила исчезла, как тень.
Тогда Красинский опустился на колени перед Масалитиновым и влил ему в рот жидкость из флакона, который достал из кармана. Затем он приподнял молодого человека, посадил на скамью, оперев головой о ствол дерева, и приложил руку к его лбу.
– Ты проспишь десять минут, а потом проснешься и уйдешь в свою комнату, чтобы выспаться. Забудь все, предшествовавшее обмороку, – строго и повелительно сказал он.
Он разжал стиснутые руки Михаила Дмитриевича, погладил ладони, натер их сильно ароматной эссенцией и затем снова спрятался в куще деревьев, высматривая, что произойдет. Минут десять спустя Масалитинов открыл глаза, но его мутный, потухший взор не видел, казалось, ничего. Машинально встал он, потянулся, расправляя руки и ноги, а потом, шатаясь, пошел к дому, прямо во флигель для гостей, где он занимал одну комнату с Ведринским. Придя к себе, он растянулся на постели и тотчас крепко заснул. А Красинский дождался его ухода и проводил глазами, когда тот, точно лунатик, выходил из беседки.
– Хорошо еще, что ты из неверующих, иначе Миле плохо пришлось бы с тобою, – прошептал он, также уходя и дьявольски злобно ухмыляясь.
Идя как автомат, Масалитинов не заметил встретившуюся ему Мэри Максакову, дочь хозяев. Молодая девушка заговорила с ним и не получила ответа; но, увидав неподвижный взгляд его мутных глаз, ничего словно не видевших, и его мертвенную бледность, она перепугалась.
– Вы больны, Михаил Дмитриевич? – повторила она громко. Но Масалитинов опять-таки не слышал вопроса и даже не видел ее как будто, потому что задел проходя мимо. Мэри проводила его глазами. Что с ним? Только что видела она его танцующим с Милой, да еще с таким увлечением, а теперь он похож на призрак и едва двигается. Добрая, милая девушка тотчас сообразила, что необходимо предупредить его друга. Она пошла в толпе искать Ведринского и найдя сообщила, в каком странном состоянии встретила его двоюродного брата.
– Боже мой! Что с ним случилось? Я видел, – Миша танцевал с Людмилой Вячеславовной, а потом исчез; но он был здоров и я заметил даже, что очень веселился, – заметил Ведринский, охваченный дурным предчувствием. – Сейчас найду его. А не заметили ли вы, в какую сторону он пошел?
– Да, я видела, что он шел во флигель.
Ведринский горячо поблагодарил ее за предупреждение и побежал в отведенную им комнату. Если Михаил вернулся, то мог быть только там и Георгий Львович нашел Масалитинова крепко спавшим на постели. Но при свете лампы он положительно испугался его вида. Лицо было смертельно бледно, глаза обведены темными кругами, губы посинели и казались бескровными, а руки были влажны и холодны. В душе Ведринского пробудился и страх и негодование; второй уже раз подобный случай происходил с его двоюродным братом и снова после того, как тот танцевал с Милой.
– Проклятый чертов ублюдок! – проворчал он.
Он решил достать для больного бульону и стакан теплого вина, а предварительно натер ему руки и виски одеколоном. Когда он вернулся с вином, то Масалитинов проснулся и сидел на краю постели с тем же болезненным видом.
– Ты болен, Миша. Надо посоветоваться с доктором. А пока выпей теплого вина. Ты право похож на привидение. Что с тобой?
– Ничего. Чувствую только необыкновенную слабость и непобедимое желание спать. Беспокоить из-за этого доктора было бы смешно. Дай вина; я выпью, это поможет мне и все пройдет. Второй раз это со мной, странно!..
– Очень странно, и всегда после танцев с противной Милой.
– Какой вздор! При чем она тут? Просто нервное состояние; может быть, я слишком много танцевал.
– Это ты говоришь вздор. Такой Голиаф, как ты, разве может утомиться от нескольких туров? Нет, тут причина иная. Теперь ложись и спи, – сказал Ведринский.
– Нет, я пойду успокоить Надю. Ее встревожит мое отсутствие, а потом я извинюсь и уйду спать.
Когда Масалитинов появился в танцевальном зале, все были поражены его смертельной бледностью. Надя очень испугалась и хотела немедленно уехать домой, так что жениху с трудом удалось убедить ее, что это пустяки, он чувствует себя много лучше, примет успокоительных капель и уснет, а это успокоит его гораздо скорее, нежели двухчасовое путешествие в коляске. Но Надя все-таки была грустна и непокойна.
Старый врач, друг дома, предложил осмотреть его и пошел за Михаилом Дмитриевичем в его комнату. Внимательно выслушав больного, доктор покачал головой.
– Не понимаю, отчего могло произойти столь быстрое истощение жизненной силы.