— Вы прекрасны, леди Бэртрада. Я часто любовался вами. Но всегда помнил, кто вы — и кто я. Я уважал высокое положение своей дамы и...
Я прижала ладонь к его губам, заставляя умолкнуть. И тут почувствовала, как он поцеловал мою руку. Нежно, так нежно... Мне это было приятно, но я хотела большего. Он держал мою руку в своих ладонях и мягко касался губами кончика каждого пальца. А я растерялась. Я ждала, что он набросится на меня, а я буду вырываться. Но он медлил... Чёрт бы побрал эту его благовоспитанность!
И тогда я почти приказала:
— Поцелуйте меня!
Рыцарь вздрогнул. Но вот его руки обвились вокруг моей талии, и я подчинилась им, приникла к нему, обняла.
Нет, он не впился в меня, как Гуго Бигод, не рвал мой рот, как Вильям Ипрский, не мял мои губы губами, как Генри Винчестер. Он коснулся их слегка, как дуновение ветра. Но я так и не поняла, как вышло, что мои уста оказались в плену у его, словно бы стали одним целым. Я недоумевала, что же мне теперь делать, пока не почувствовала требовательный нажим его языка, размыкающий мои губы. Я подчинилась, так и не зная, что теперь делать. Вырываться? Обнимать его? Мой язык, столкнувшись с его, стал мешать, но я не знала, куда его деть. Я не дышала, мне не хватало воздуха.
Я отстранила лицо. Но он обнимал меня, и я почувствовала, как он тяжело и напряжённо дышит. А его рука вдруг огладила моё бедро, скользнула по ягодицам и сильнее прижала меня к себе. И я почувствовала его возбуждённую плоть внизу своего живота. Мне стало стыдно. И это была не борьба, как я ожидала, он брал меня словно с ленцой. Он целовал мою шею, горло у ключицы, а я, покорная, замершая, стояла в кольце его рук, не зная, что делать.
Он словно бы понял это. Отпустил меня, всё ещё тяжело дыша.
— Простите, миледи. Но у меня так давно не было женщины. Я напугал вас?
Я боялась лишь одного, что он сейчас уйдёт. И сама порывисто обняла его:
— Нет, нет, не отпускайте меня. Я хочу это знать, хочу запомнить вас.
Он снова целовал меня, но на этот раз более страстно. А я вцепилась в него и, наверное, мешала ему. Он даже чуть отстранился, и его рука коснулась моей груди. Почему мужчин так волнует женская грудь? И что я должна делать в этот момент? Его пальцы запутались в моих цепочках, и мне стало даже смешно. Но мой приглушённый смешок, похоже, ему понравился. Я заметила улыбку у него на лице. Он одной рукой обхватил мой затылок и, приблизив к себе моё лицо, вновь стал целовать. И я опять де знала, куда девать свой язык. Но тут я услышала шаги за дверью, пение литаний и, испугавшись, что это оттолкнёт его от меня, ещё сильнее прижалась к нему. И неожиданно наши языки сплелись и стали двигаться в одном ритме. Эдгар даже чуть застонал...
Дверь открылась, и на пороге появился король Генрих со свечой в руках.
Мы даже не разжали объятий, только глядели на него. На него и тех, кто стоял за ним. Королева Аделиза, Стефан, Мод, мой брат Глочестер, граф-горбун Лестер, канцлер Обри де Вер... Я видела, как менялись их лица. Да, они увидели нас. Я этого и ждала, но почему-то ужасно испугалась. И то, как поспешно я вырвалась из объятий Эдгара, выглядело вполне натурально.
Что теперь делать? Либо Эдгар поплатится за содеянное головой, либо будет изгнан, либо я получу его в мужья.
Я вскинула голову, глядела в глаза короля. Он переводил взгляд с меня на Эдгара и вновь на меня. Его худое лицо было непроницаемым, и лишь по тому, как заметался огонёк свечи в его дрожащей руке, я поняла, в каком гневе отец.
— Сэр Обри, — обратился он наконец к канцлеру. — Отведите тамплиера Эдгара в фалезскую башню. А ты, Бэртрада...
Я давно продумала, как себя вести. Я упала на колени перед отцом, заломив руки:
— О, государь! Будьте великодушны! Мы с сэром Эдгаром любим друг друга и просим обвенчать нас.
Это было сказано, и это слышали все. Теперь скандал не удастся так просто замять. И я сама подсказала отцу, как его избежать.
Эдгар глядел на меня с изумлением. Я же повторила:
— Сделайте меня женой этого рыцаря, отец, и ваша счастливая дочь будет до конца дней благодарить вас.
— Идите к себе, Бэртрада, — сухо сказал Генрих. — А вы, сэр Обри, выполняйте приказание.
Если короля и потрясло случившееся, это ещё не было причиной, чтобы отказаться от полуночной службы в память о первенце.
А с наступлением дня старый Фалез шумел, как улей.
Меня навестила Мод.
— Поздравляю, Бэртрада. Лучшего способа положить голову Эдгара под топор вы не могли придумать.
Я ещё не совсем проснулась и поэтому довольно резко ответила, что, пока Эдгар Армстронг носит звание рыцаря Храма, его участь имеет право решать только Папа Римский. И забавно же мне было видеть, как вытянулось лицо этой дурёхи.