Дочь короля

Генриху Боклерку нередко случалось одним словом поднимать людей на много ступеней вверх по лестнице власти, но при этом король желал быть уверенным в том, что они достойны его доверия. И хотя я был обручён с его дочерью, он не спешил осыпать меня милостями и наделить титулом. Я был назначен шерифом — то есть полномочным представителем верховной власти в графстве Норфолкшир. И в запасе у меня имелось полтора года, чтобы доказать своё право занимать высокую должность. Как и многие норманны, король считал, что от саксов не приходится ждать ничего хорошего в политике из-за их косности и нежелания считаться ни с чем, что исходило из-за моря. Но я и сам уже был чужаком среди саксов — я многое повидал, и моё честолюбие за эти годы только возросло. Похоже, я достиг того возраста, когда власть и могущество становятся желанными.

Самое время испытать, чего я стою, и моё обручение с Бэртрадой было первым шагом на пути к этому. Сомнения короля рассеются, когда я сделаю то, что задумал: возведу в Дэнло цитадель, наподобие тех, какие так восхитили меня в Святой земле. Я так и сказал королю, и он согласился со мной. Как-никак его дочери, графине Норфолкской, подобает жить в достойном замке. Но существовало ещё одно условие: я не обязан скрывать обручение с его дочерью, но король полагается на мою сдержанность и надеется, что я не стану трубить об этом везде и всюду. Что ж, его можно было понять. Если я не проявлю себя и помолвка будет расторгнута, он предпочтёт скрыть, что собирался отдать принцессу Нормандского дома выскочке-саксу.

Эта его осторожность меня не задела. Надо было подняться от бездомного беглеца до посланца тамплиеров, познать причуды разных дворов и сложность отношений в землях Иерусалимского королевства, чтобы понять: осторожность — ценное качество.

Итак, я возвращался домой богатым, прославленным и чуть ли не зятем короля. Моя невеста была красавицей. Неплохой итог двенадцатилетних скитаний.

Но всё же из головы у меня не шло, как надменна и заносчива стала моя невеста, когда обручение уже состоялось. Да и последнее напутствие Стефана Блуаского не утешало:

— Храни тебя Бог, Эдгар. Ты даже не представляешь, с кем связал свою судьбу.

Тогда я даже разгневался на него. Как он смеет? И это мой давнишний покровитель, почти друг.

С другой стороны — кому не ведомо, что граф Мортэн сначала говорит, а уж потом думает.

* * *

Весь следующий день мы двигались без остановки. За это время я смог оценить, какой порядок навёл в Англии король-тиран Генрих I. Этого младшего из сыновей Вильгельма Завоевателя так много осуждали и так сильно боялись, но он сумел превратить островное королевство в спокойный и благодатный край. Конечно, люди продолжали здесь роптать и жаловаться — на тягость налогов, на неугодные им законы, на роскошь, которой окружала себя знать, на плохую погоду наконец. Люди всегда и во всём склонны обвинять власть. Однако я, видевший иные края — беспокойное Иерусалимское королевство, всегда находящееся на грани войны, истерзанную набегами мавров Кастилию, Францию, с её опасными для путников дорогами, — я мог оценить стабильность и порядок, увиденные дома. Многое меня приятно удивляло: упорядоченность взимания пошлин на дорогах, постоянное их патрулирование и почти полное отсутствие разбойников. Простой люд безбоязненно ездил по своим делам, даже женщины могли передвигаться без охраны. Да, король нормандец Генрих Боклерк, силой захвативший корону после гибели на охоте своего брата Вильгельма Рыжего и в отсутствие старшего брата Роберта[12], ушедшего в крестовый поход, — этот узурпатор стал воистину благословенным королём для Англии. Смутные времена правления Вильгельма I Завоевателя и его сына Вильгельма II Рыжего канули в прошлое. Я знал, что Генрих I поощрял учёных и строил монастыри, следил за состоянием торговли, его казна была полна. Он издал законы, в которых объединил нормандские статусы со старыми англосаксонскими постановлениями. И хотя он мало считался с постановлениями Совета, но действовал всегда мудро. Генрих старел, а своей наследницей он сделал женщину, Матильду, хотя многих такое положение не устраивало. И это будило опасения. Я думал, что Генрих — отчаянный оптимист, если надеется все передать дочери и её мужу Анжу.

К вечеру длинного спокойного дня мой обоз достиг границ Бери-Сент-Эдмундса. Это было самое известное аббатство в Восточной Англии, уже переросшее в город. Мы издали увидели громаду собора — длинного каменного здания с высокими квадратными башнями, в толще стен которых темнели крохотные романские оконца. А вокруг растекались строения под тростниковыми кровлями, улочки, частоколы. И всё это — дома, таверны, лавки — богатело за счёт аббатства и его великой святыни — мощей святого короля Эдмунда. Это место привлекало множество паломников, что служило источником обогащения для аббатства, наряду с обширными землями и непомерной алчностью его настоятелей.