Дочь короля

На другой день мы тронулись в путь. На мне было моё монастырское одеяние, которое старательно выстирали и выгладили. Местный кузнец Абба подарил мне пряжку для ворота, а вдова, изготовлявшая плащи из шкур, подбила мою пелерину полосками меха выдры. Я ехала к Эдгару, как невеста, и меня провожала целая свита. Однако выходить за пределы фэнленда они не решились. Остались у границы моей земли близ церкви Святого Дунстана, махали руками, благословляли. Отец Мартин уже знал, в чём дело, и тоже благословил меня. Мы вновь одолжили у него бурую кобылку, а Утрэд ехал на гнедой лошади одного из убитых людей Уло. По дороге он рассказывал мне о замке, какой строил шериф, — Гронвуд Кастле — о том, что новый замок будет чем-то невиданным в наших краях, что там трудятся сотни людей и даже мои сервы порой подрабатывают там.

К Гронвуду мы подъехали далеко за полдень. Здесь решили сделать остановку. По правде сказать, я в ней очень нуждалась. Я не была такой наездницей, как Утрэд, и спина, ноги и седалище у меня отчаянно ныли.

Кое-как выбравшись из седла, я устроилась на обрубке бревна и принялась жевать свою лепёшку. Утрэд раздобыл где-то миску каши, которую я проглотила с жадностью — ведь в последнее время я отчаянно голодала. Настоящей сытости не наступило, но голод уже не так донимал меня, и я стала слушать рассказы моего спутника о том, что работников на строительстве неплохо содержат, и те, кто остался тут на зиму, живут припеваючи. Да и работы ещё непочатый край — вон с каким размахом взялся за дело шериф.

Прямо передо мной высилась начатая башня — главное строение будущего замка. По местной традиции, она возводилась шестиугольной, стояла на мощном фундаменте с подвальными помещениями, а ввысь футов на тридцать уже поднимались гладкие стены из известняка. Уже была завершена арка главного входа, украшенная узорчатым архивольтом[43] с резными колоннами по обе стороны, но, если судить по количеству штабелей заготовленных материалов — камня, брёвен, досок и извести, — до окончания работ было ещё далеко. А вокруг высились гигантские ряды возводимых стен с выступающими башнями, и верхние их края, как и донжона, были покрыты сеном и навозом, дабы уберечь от мороза ещё свежий раствор.

К нам с Утрэдом приблизился хорошо одетый молодой мужчина, угостил меня круглыми рождественскими пряниками.

— Где ты отыскал такое чудо, Утрэд? — говорил он, улыбаясь, и в его речи слышался лёгкий иноземный акцент. — Настоящая серебристая фея из тумана.

Я смущалась от его откровенного заигрывания, хотя и говорила себе, что следует научиться не бояться мужчин. Да и Утрэд держался с ним приветливо, представил мне его, как Саймона Француза — главного мастера на стройке. Я стала расспрашивать его о работах. Он удивился:

— А вас это интересует?

Конечно, раз я собираюсь стать тут госпожой. Но ему-то я этого не сказала. Однако Саймону польстило моё внимание, и он охотно стал объяснять. Строительные работы всегда замирают за месяц до Рождества, ибо построенные зимой стены обычно разваливаются. Дело даже не в холодах, а в том, что перерыв на несколько месяцев даёт раствору возможность осесть. Иначе нижние ряды кладки, в которых раствор ещё не затвердел, не выдержат огромного веса верхних и деформируются. Всё, что можно сделать зимой, — это заготовить лес и тёсаные блоки известняка к следующему сезону.

Этот парень знал своё дело, и я невольно заслушалась. К тому же на стройке и вокруг царила такая добрая, праздничная атмосфера. Я видела домики строителей, украшенные рождественским плющом, видела весело играющих ребятишек, слышала запахи стряпни. Здесь царили самые что ни на есть рождественские настроения, и никто из этих людей не знал, что севернее, в фэнах, назревает мятеж, а я, по сути, являюсь его главой. Даже моё имя им ничего не говорило, они просто поздравили меня с Рождеством и пожелали счастливого пути.

Если от Гронвуда я уехала умиротворённая, то с каждой милей, приближавшей нас к Незерби, меня всё более охватывал страх. Я то и дело просила помощи у всех святых, жизнеописания которых учила все эти годы.

Утрэд тоже волновался, но пытался бодриться.

— Взгляните вокруг, миледи. Какие тут тучные нивы, какие густые рощи. Если малость повезёт... — Он тут же поправился: — Если Господь поможет, то всё это вскорости станет вашим.

Солнце уже висело над горизонтом — морозное, багряное, разливавшее яркие полосы света среди лиловых облаков. Вокруг лежали бескрайние, припорошённые выпавшим после Рождества снегом, чистые поля. То тут, то там светились огоньки жилищ, к небу тянулись струйки фиолетового дыма. В другое время мне бы понравилась эта картина, но сейчас этот ничем не нарушаемый покой только раздражал. Будь сейчас буря, ветер, снег — это бы больше соответствовало тому, что я испытывала. И когда Утрэд указал кнутовищем на деревянные частоколы у реки и заявил, что это Незерби, я даже заколебалась — не повернуть ли назад?

Любовь — это война, и в ней нет места трусам.