Дочь короля

«…однако, как только наши страны преодолеют прискорбные разногласия, минхер ван Левенгук будет счастлив пригласить месье де ла Круа к себе в мастерскую».

Мари-Жозеф вздохнула и с печальной улыбкой обратилась к графу Люсьену:

– Значит, контрабанду мне получать не придется.

«И непристойные голландские лубочные картинки тоже, – мысленно продолжила она. – А хоть бы одним глазком взглянуть, пусть это и грех».

– Я знаю, – сказал он и добавил, заметив ее удивленный взгляд: – Простите, мадемуазель де ла Круа, но я был обязан прочитать письмо. Иначе как мне было объяснить цензорам, почему вам можно его передать?

– Благодарю вас, сударь. Видите, все-таки я прошу у вас не более, чем вы в силах сделать.

Граф Люсьен поклонился.

Он отдал приказания слугам, и те переставили шелковые ширмы так, чтобы показать секционный стол зрителям и скрыть от живой русалки.

«Граф Люсьен озаботился бы несчастьями русалки только из опасения, что ее крики будут мешать королю!» – подумала Мари-Жозеф.

– А его величество все-таки соблаговолит присутствовать на вскрытии?

Она поспешно подняла руки к волосам, чувствуя, что они стали выбиваться из-под шпилек.

– Он уже здесь, – ответил граф Люсьен, кивком указав на портрет. – Но на сей раз он не заметит, что ваша прическа в беспорядке.

Месье Гупийе, капельмейстер, пробрался к ним сквозь толпу, собравшуюся поглазеть на вскрытие:

– Отец де ла Круа, позвольте мне минуту поговорить с вашей сестрой.

– Она занята, сударь, – ответил Ив.

– Я весьма озабочен, отец де ла Круа, – разразился длинной тирадой месье Гупийе. – Я весьма озабочен, месье де Кретьен. Мадемуазель де ла Круа, повторю, я весьма озабочен. Мы должны обсудить кантату.

– Я уже начала ее… Я могу работать ночью.

– Эти занятия отнимут все ваше время, мадемуазель де ла Круа, – возразил граф Люсьен. – Подумайте, ночью сочинять музыку, а днем постигать тайны разлагающейся плоти.

Мари-Жозеф усмехнулась.

– А вам потребуется инструмент? – спросил граф Люсьен.

– Конечно ей потребуется инструмент! – воскликнул месье Гупийе. – Неудивительно, что она до сих пор не написала ни ноты! Неужели вы думаете, что она способна всецело сочинять в уме?

– Вы не могли бы на время предоставить мне клавесин? – произнесла Мари-Жозеф, обращаясь к одному графу Люсьену: она боялась не сдержаться и сказать месье Гупийе грубость.

– Все, что пожелаете, – ведь вы исполняете волю его величества.

– Пожалуйста, сударь, пусть клавесин будет маленький-маленький: у меня такая тесная комнатка.

– Сестра, принеси ящик для живописных принадлежностей, – велел Ив. – Мы начинаем.

Она торопливо сделала книксен графу Люсьену и портрету короля и бросилась на свое место, испытывая облегчение от того, что Ив не стал отсылать ее прочь. Но вот если бы он отправил восвояси месье Гупийе…

Месье Гупийе не отставал:

– С вашего позволения, я бы хотел проследить за тем, как продвигается сочинение кантаты. – Он старательно отводил взгляд от мертвой русалки. – В конце концов, вы всего лишь женщина и дилетантка. Не прибегнув к моей помощи, вы рискуете оскорбить слух его величества неумелой пьесой.

– Не стоит пятнать свой талант, снисходя до моих жалких усилий, – отрезала Мари-Жозеф.

Она и без того сильно нервничала, боясь не оправдать доверие короля, а тут еще на нее обрушивали оскорбления…

– Ах, зачем вы так, мадемуазель де ла Круа, неужели вы сердитесь на меня за то, что я пытаюсь вам помочь? Ваш ум всецело поглощен натурфилософией, музыкой – что следующее? Вы решите изучать античных авторов? Неудивительно, что вы пребываете в таком смятении и так устали.

– Даже во Франции, – вставил граф Люсьен, – найдется немало тех, кто скажет, что женщины не способны стать значительными художниками или учеными…

Мари-Жозеф отвернулась, не желая показывать, как она потрясена.

– И точно так же они скажут, – обратился Люсьен к Мари-Жозеф, – что карлик не способен воевать.

Месье Гупийе негодующе выпрямился во весь свой немалый рост. Граф Люсьен в ответ лишь мягко, снисходительно ему улыбнулся. Капельмейстер поник, отстранился и с весьма чопорным видом отвесил поклон.

– До свидания, мадемуазель, – произнес граф Люсьен.

– До свидания, граф Люсьен, – попрощалась Мари-Жозеф, восхищенная и гордая тем, что он сравнил ее интеллектуальные усилия со своими подвигами под Стенкирком и Неервинденом.

– Спасибо вам за все.

Граф Люсьен зашагал прочь, на мгновение остановился, изящным жестом обнажил голову, метя перьями шляпы дощатый пол, и поклонился портрету его величества.

– Пожалуйста, сосредоточься на работе, – предупредил ее Ив.

– Да, я готова. До свидания, месье Гупийе, я не могу более уделять вам время.

– Возможно, особенно легкоранимые дамы пожелают удалиться, чтобы не присутствовать при этом этапе вскрытия.

С этими словами Ив совлек покровы с лобка морской твари.

Несколько дам покинули анатомический театр в сопровождении месье Гупийе. Большинство осталось, перешептываясь и хихикая над терзаниями Ива.