Дочь короля

Ив потянулся, разминая затекшую спину. Он изо всех сил зажмурился: глаза у него воспалились от запаха противогнилостного раствора.

– С вашего разрешения, месье де Шартр, я продолжу завтра, – сказал Ив. – При дневном свете моей сестре легче будет рисовать.

Он положил мозг в стеклянную банку и закрыл труп парусиной. Слуги принесли свеженаколотый лед и опилки.

Паж приколол последний эскиз Мари-Жозеф на демонстрационную доску. Рисунки последовательно изображали гротескное, с резкими чертами, лицо водяного анфас, затем его кожу, слои мышц, странные носовые полости, череп и мозг в крупных извилинах.

Шартр, вскочив с места, стал здоровым глазом разглядывать эскизы чуть ли не в упор, так близко держа свечу, что Мари-Жозеф испугалась, вдруг он их подожжет.

– Удивительно, – сказал он. – Удивительный день. Удивительное зрелище. Отец де ла Круа, наблюдать за вашей работой – большая честь для меня.

– Благодарю вас, сударь.

– Как странно, – протянула Мари-Жозеф, глядя на ряд своих зарисовок как на последовательность метаморфоз: вот невредимое, нетронутое лицо с увеличенными носовыми полостями, вот кожа и мускулы, вот кость, и с каждым удаленным слоем оно становится все менее гротескным, все более знакомым.

– Что странно? – спросил Ив.

– Череп. Он похож на человеческий. Лицевые мышцы…

– Вздор! Ты когда-нибудь видела человеческий череп? Я ни разу не анатомировал труп, пока не поступил в университет.

– Я видела мощи в монастыре. Мощи святой изымали из раки в день ее поминовения.

– Это череп животного, – возразил Ив. – Посмотри на зубы. – Он указал на выступающие клыки.

– Да, не буду спорить, зубы как у животного.

– Его череп похож на обезьяний, – вставил Шартр. – Образец Господня юмора, несомненно, вроде формы многих орхидей… – он поклонился Мари-Жозеф, – простите мою дерзость, повторяющих очертания…

– Извините, сударь, – вмешался Ив, – я вынужден просить вас пощадить естественную стыдливость моей сестры.

Шартр ухмыльнулся.

– Эта тварь мало похожа на обезьяну, – выпалила Мари-Жозеф, – а я ведь анатомировала обезьян.

– А вы не думаете, что зубы не так важны, отец? – осведомился Шартр. – В конце концов, мы так быстро их лишаемся. Если мы посмотрим на зубы русалки, они наверняка окажутся значительно мельче.

– Зубы у нее столь же крупные и острые, – поправила Мари-Жозеф.

– У тебя разыгралось воображение, – упрекнул ее Ив.

– Но вообще-то, она права, – возразил Шартр. – Череп и вправду похож на человеческий.

– Скажите, вам часто представлялась возможность изучать строение человеческого черепа, месье де Шартр?

– Да, отец де ла Круа. Бывает, что на поле брани, под дождем, в грязи траншей, лошади случайно разрывают копытами могилы, в которых с незапамятных времен покоятся участники древних битв. Вот так я и нашел череп и хранил у себя в походной палатке все лето. Я не только изучал его, но и разговаривал с ним. Я спрашивал, не сражался ли он под знаменами Карла Великого или Людовика Святого.

– И он отвечал вам? – спросил Ив.

– Череп мертвеца? – задумчиво переспросил Шартр и постучал пальцем по эскизу. – Но он был очень похож на этот.

– Я упомяну о ваших наблюдениях в своих заметках, – пообещал Ив, – но сейчас мне придется спешно за них засесть.

– Я провожу вас, – предложил Шартр. – Не успеем мы дойти до дворца, как я сумею вас переубедить.

Шартр остановился и поклонился портрету своего августейшего дяди. Ив последовал его примеру. Они ушли вместе, увлеченно дискутируя на философские темы. Мари-Жозеф сделала перед портретом реверанс и принялась приводить в порядок лабораторное оборудование под неусыпным взором его величества. Когда портрет с благоговением унесли слуги, Мари-Жозеф ощутила странное облегчение.

Глава 15

Венецианская гондола скользила по Большому каналу, подталкиваемая шестом гондольера, который распевал по-итальянски народную песню. Мари-Жозеф сидела на носу, опустив руку в воду. Мимо, кружась, проплывали серебряные кувшинки с зажженными свечами в чашечках.

Лоррен занял место рядом с нею. Мадам и Лотта уселись на скамье посредине, а месье расположился на корме у ног гондольера.

Впереди уменьшенная копия галеона его величества состязалась в скорости с его галерой. Гондольер смирился с тем, что займет последнее место, как только они отплыли от берега. Его пассажиров, мало заботящихся об исходе гонок, вполне устраивало его пение.

Надсмотрщик крикнул что-то пленникам-гребцам и хлестнул их бичом. Галера вырвалась вперед.

– Разве это честная гонка? – сказал Лоррен, не сводя взгляда с Мари-Жозеф. Свет свечей и прибывающей луны подчеркивал красоту его лица. – Бич против легкого ветерка.

Он незаметно сжал пальцами лодыжку Мари-Жозеф. Она попыталась было освободиться, но он мягко ее удержал.

«Ничего страшного, – подумала Мари-Жозеф. – Мне нравится его прикосновение. Ив осудил бы меня за это, но сам не отказывает себе в удовольствиях, например сейчас плывет на королевском галеоне вместе с королем и папой и развлекает их историями о ловле русалки».

– Почему их заставили грести? – спросила Мари-Жозеф. – Несчастные…