Едва Лиразель прочитала руну на пергаменте, как грезы Эльфландии хлынули через сумеречный предел. Явились те, что даже сегодня заставили бы клерка из Сити немедленно покинуть конторку и отправиться танцевать на берег моря; и те, что вынудили бы всех до одного служащих банка оставить открытыми настежь двери и сейфы и поспешить прочь, в зеленые луга, к вересковым холмам; и те, что в один миг превратили бы в поэта погруженного в свою коммерцию бизнесмена. То были могущественные грезы: эльфийский король призвал их силою своей волшебной руны. Лиразель сидела у окна с руною в руках, беспомощная среди буйного хоровода неуемных грез Эльфландии. А грезы бушевали и метались, пели и звали, все новые и новые являлись из-за сумеречных пределов, смыкаясь вокруг одного бедного рассудка; тело принцессы становилось все легче и легче. Ножки ее отчасти покоились на полу, отчасти парили над полом; Земля почти не удерживала Лиразель: так быстро становилась она созданием мечтаний и снов. Ни любовь принцессы к Земле, ни любовь детей Земли к ней более не имели власти удержать ее.
И вот нахлынули на нее воспоминания о неподвластном времени детстве подле озер Эльфландии, у границы густого леса, близ невероятных, словно бред, полян, или во дворце, поведать о котором можно только в песне. Принцесса видела это все столь же ясно, как мы различаем в воде крохотные ракушки, когда сквозь прозрачный лед смотрим на дно сонного озера; чуть размытыми кажутся их очертания в ином мире, за ледяной преградой; вот так же и воспоминания Лиразель смутно поблескивали из-за сумеречного предела Эльфландии. Негромкие, странные клики эльфийских созданий коснулись ее слуха; ароматы заструились от тех чудесных цветов, что мерцали на знакомых ей полянах; еле слышные звуки колдовских песен донеслись через границу и настигли Лиразель тут, в башне; голоса, мелодии и воспоминания плыли сквозь сумрак; вся Эльфландия звала. И вот принцесса услышала размеренный и звучный голос отца - он раздавался на удивление близко.
Она немедленно поднялась на ноги, и вот Земля, способная удерживать только материальные предметы, разомкнула свои объятия; Лиразель, создание снов и фантазий, иллюзий и легенд, заскользила из комнаты; и Зирундерель оказалась бессильна удержать ее заклинаниями; да и сама принцесса, уносясь прочь, бессильна была даже обернуться и поглядеть на сына.
В этот миг с северо-запада налетел ветер; он пронесся сквозь лес, обнажил золотые ветви, заплясал над холмами, и увлек за собою хоровод алых и золотых листьев, что до сих пор страшились этого дня, но теперь, едва, наконец, наступил он, закружились в веселом танце. Прочь, в буйном мятежном вихре и великолепии красок, ввысь, к лучам солнца, что уже закатилось над ведомыми нам полями, устремились вместе листья и ветер. С ними исчезла и Лиразель.
Глава 10.
ЭЛЬФЛАНДИЯ ОТХЛЫНУЛА.
На следующее утро Алверик поднялся в башню к ведьме Зирундерель, измученный, исступленный: всю ночь разыскивал он Лиразель в самых невероятных местах. Всю ночь он пытался понять, что за причуда выманила принцессу из дома и куда могла увести ее; Алверик искал у ручья, близ которого Лиразель некогда поклонялась камням, и у заводи, где она однажды молилась звездам; Алверик выкликал ее имя у подножия каждой башни, Алверик выкликал ее имя наугад, в темноту, но отвечало ему только эхо; и вот, наконец, он пришел к ведьме Зирундерель.
- Куда? - спросил Алверик, и более ничего не сказал, чтобы мальчику не передались его страхи. Однако Орион уже знал. С бесконечно скорбным видом Зирундерель покачала головой.
- Путями листьев, - отозвалась она. - Путями всей красоты.
Но Алверик не дослушал ее до конца: после первых двух слов он вышел из комнаты столь же поспешно, как и вошел, торопливо спустился по лестнице, и, не задержавшись ни на минуту, выбежал из башни прямо в ветреное утро, поглядеть, какими путями унеслись эти великолепные осенние листья.
Несколько листьев, что упорно цеплялись за холодные ветви, когда веселый хоровод их собратьев устремился в полет, теперь тоже парили в воздухе: последние, одинокие листья; и увидел Алверик, что летят они на юго-восток, в сторону Эльфландии.
Тогда Алверик торопливо вложил волшебный меч в широкие кожаные ножны, и, взяв с собою скудный запас еды, поспешил через поля вслед за последними листьями; и вело Алверика осеннее их великолепие: часто случается так, что славное, обреченное на гибель дело в последние свои дни увлекает за собою самых разных людей.
И вот Алверик оказался в нагорьях, среди полей: роса посеребрила травы; воздух, расцвеченный ликующими красками последних листьев, искрился солнечным светом, однако в мычании коров словно бы слышались меланхолические ноты.