Дочь короля Эльфландии

Но внезапно, словно городской шум, что раздастся вдруг среди лесного птичьего хора, словно всхлип, что послышится меж детей, собравшихся повеселиться, словно смех в толпе плачущих, словно резкий порыв ветра в вишневых садах среди первых цветов, словно волк, что пробирается через холмы к задремавшим овцам, некое предчувствие потревожило покойные грезы эльфийского короля: предчувствие, что некто направляется к ним через поля людей. То был Алверик с мечом, откованным из железа громовых стрел: привкус магии меча и ощутил каким-то непостижимым образом древний король.

Тогда встал эльфийский король перед своим лучезарным троном в самом сердце Эльфландии, и обнял левой рукою дочь, и воздел правую, дабы сотворить могущественное заклятие. Глубоким и ясным грудным голосом король мерно и нараспев произносил заклинание, составленное из слов, что Лиразель никогда не слышала прежде, некий вековой заговор, отзывающий и уводящий Эльфландию прочь, далее от Земли. Услышали дивные цветы – и музыка напоила их лепестки; звучные ноты хлынули на поляны – и весь дворец дрогнул и затрепетал переливами ярких красок; чары пали на равнину до самой границы сумерек, – и порыв ветра растревожил заколдованный лес. Но не смолк речитатив эльфийского короля. И вот звенящие, грозные звуки донеслись до самых Эльфийских гор, и дрогнула гряда их вершин: так подрагивают в туманной дымке холмы, когда летний зной надвигается от болот и обретает очертания в мерцающем воздухе. Вся Эльфландия услышала, вся Эльфландия покорилась заклятию. И вот король и его дочь заскользили прочь: так дым номадов плывет над Сахарой прочь от шатров из верблюжьего волоса, так уплывают на рассвете сны и облака на закате; и, словно ветер вместе с дымом, ночь вместе со снами, жара с закатом, вся Эльфландия заскользила прочь вместе с ними. Вся Эльфландия заскользила вместе с ними прочь, оставляя за собою бесплодную равнину, унылую пустошь, расколдованную землю. Столь быстро произнесено было заклятие, столь внезапно повиновалась Эльфландия, что многие обрывки песен, воспоминания прошлого, сад или боярышник памятных лет оказались увлечены течением и отливом совсем недалеко: слишком медленно повернули они в сторону востока, – и вот эльфийские поляны исчезли вдали, сумеречная преграда накатила и перелилась через них, оставляя забытые талисманы среди каменных завалов.

Куда Эльфландия отхлынула, я сказать не могу, не знаю даже, совпал ли путь ее с очертаниями Земли, или уплыла она в сумерки за пределами наших скал: волшебные чары некогда подступали к самой границе ведомых нам полей, но вот их не стало – и куда бы ни исчезли они, путь туда лег неблизкий.

Эльфийский король умолк: задуманное свершилось. Так же безмолвно, как в одно мгновение, что никому не дано угадать, долгие полосы заката из золотых становятся розовыми, а сверкающие розовые оттенки тускнеют и гаснут, вся Эльфландия покинула пределы тех полей, подле которых чудеса ее таились на протяжении долгих людских веков, и исчезла, а куда, я не ведаю. Эльфийский король снова воссел на трон из льдов и туманов, в глубине которого таились зачарованные радуги, и снова посадил на колени дочь свою Лиразель, и покой, нарушенный его речитативом, снова пал на Эльфландию тяжелой, недвижной пеленою. Тяжелой, недвижной пеленою окутал он цветы и поляны; каждая сверкающая травинка застыла, чуть изогнувшись, словно внезапно наступил конец света, и Природа в миг скорби сказала «Тише!»; а цветы все грезили в сиянии своей красоты, не подвластные ни Осени, ни ветру. Далеко над болотами троллей, там, где дым над странными их жилищами повисал в воздухе, разлился сонный покой эльфийского короля; в лесу он утишил дрожь бесчисленных розовых лепестков и успокоил озера, над гладью которых возвышались огромные лилии, – пока и сами цветы, и отражения их не задремали на поверхности вод, видя одни и те же великолепные сны. Там, под неподвижными кронами погруженных в сон деревьев, на застывшей воде, что грезила о застывшем воздухе, где огромные зеленые листья лилий покачивались в покойном этом безмолвии, на одном из таких листьев устроился тролль Лурулу. Ибо так нарекли в Эльфландии тролля, побывавшего в Эрле. Он сидел там, глядя на воду, с присущим ему крайне нахальным видом. Он все глядел, и глядел, и глядел.

Ничего не двигалось, ничего не менялось. Все замерло, все отдыхало в покойном умиротворении короля. Рыцарь стражи вложил меч в ножны и снова застыл на вечном своем посту, словно музейные доспехи, владелец которых скончался много веков назад. Король молча восседал на троне, держа на коленях дочь; взгляд его синих глаз был неподвижен, словно бледно-голубые вершины, что струили сквозь широкие окна лучистый свет Эльфийских гор.