Дочь кучера. Мезальянс

Эверт потерял Марту во дворце и был виноват во всем случившемся. Ему стоило сначала обыскать покои, свои и чужие, а уж потом поднимать на уши Траубе и стражу. О чем он думал в тот момент? Дурацкая мысль, но он, как и Траубе… Нет, он вспомнил слова Генриха Траубе и версию Катарины. Это была сиюминутная слабость толком не отдохнувшего сознания.

– Видано ли дело, перевертыша заметил я, а не такой наблюдательный и зоркий взгляд сэгхарта.

Эверт приоткрыл глаза, посмотрев на смеющегося Траубе сквозь смеженные веки и не без раздражения произнес:

– В следующий раз, в случай подобный этому я с удовольствием поменяюсь с вами местами, милорд. Вы будете разить, спасать и отводить опасность, я буду сидеть в кресле, наблюдать, сравнивать и делать выводы.

Сейчас же, Эверт решал, что сделает по возвращению. Эта девушка была другой. Он был уверен, что Марта не впечатлится цветами или преподнесёнными в дар украшениями. Она – не Сабрина, которая только взглянув под бархатную крышку, простила бы ему все.

– Если у этого раза будут такие же стройные ноги, чувство юмора и самообладание, то я согласен.

Стало досадно, что все случилось так. Ему надо было продолжить скандал и додуматься до всего самому. Он же, сам того не желая, привлек на свою сторону свидетелей. Но Эверт не успел ответить Траубе, сказать ему, что надо было думать раньше.

– Где она?!

В покои ворвался король. Он был при полном параде: лазурная мантия развевалась за его плечами, придавала еще больше величия (и это при его и без того не малом росте). От удара в дверь Эверт и Траубе вздрогнули. Огромная створка отлетела в сторону, стукнулась о стену, сорвав лепнину, повисла на одной петле, чем вызвала новое монаршее неудовольствие и получила еще один удар, после чего рухнула, подняв в воздух отвалившуюся краску и все ту же позолоту. Пылающий негодованием монарх перевел взгляд в их сторону, прошел к ним, остановившись напротив.

– Где Марта?

В дверном проеме появились очередные любопытствующие из обязательной свиты короля, но под взглядом трех пар глаз исчезли. Эверт был уверен, что на их месте остались «уши». Он не любил эту толпу, но ничего не мог поделать с ней. Много раз он задавался вопросом: почему Эйнхайм ушли защищать достойные и лучшие? Почему остались эти, что просто решили переждать и поиметь выгоду? Он знал ответ – благородство, веление души, чувство долга, но не получал от этого ни успокоения, ни удовлетворения.

– Почему она ушла, я вас спрашиваю?!

– Катается по городу.

Эверт успел дать указания Каучу. Он покажет ей город, купит гостинцев, а потом привезет в особняк.

– А потом? Что будет потом?

– Кауч отвезет ее на улицу Вязов.

Король склонился над ним.

– Ты уверен, что все будет именно так?

– Ваше величество, – взял свое слов Траубе. – Я отправил за их коляской своих…

Король отмахнулся от мешавшей ему мантии и теперь уже навис над Траубе.

– Что?! Будут бегать за ними весь день?!

– Если понадобится, – ответил во все той же меланхоличной манере советник по внутренней безопасности.

– Ты уверен? А если она заметит это?

– Не заметит. Ребята не желают повторения того, что случилось в подземельях.

Король усмехнулся, дернул головой и вновь обратил свой взгляд на Эверта.

– Когда мы говорили о том, что этих людей надо беречь, позволь спросить тебя, где был ты, сэгхартт? Тебе нужно было сказать это в индивидуальном порядке?

Эверт не нашелся что ответить. Король и в самом деле был взбешен. Его мало волновал тот факт, что на малом совете присутствовал и сам Эверт. Он «забыл», что эту мысль высказал сам Дельвиг. Люди перевертыши не задерживались в их мире. Они появлялись, привлекали к себе внимание, привносили что-то и исчезали. Они умирали. Трагически, ринувшись в провал, как Безумный Рей или подорвавшись на эксперименте, как Берг. Они просто презирали опасность, увлекшись или сознательно пойдя на это. Конечно, это выяснилось спустя время. Не сразу, но они заметили эти зажегшиеся «звезды».

Им нужны были эти люди. Они мыслили совершенно иначе, свежо и нестандартно. Они и действовали точно также и добивались успехов в том, в чем они жители этого мира, страны, не видели ничего особенного, необычного и нового.

– Лекаря сюда! – внезапно заорал Лайнелл. – Живо!

– Лайнелл?..

Эверт и Генрих ринулись к нему.

– Ваше величество, мать вашу!.. – процедил король, отпихивая их от себя. – Ваше королевское величество! Пусть накапает тебе капель! От нервов, для нервов! Мне все равно.

Не было заклинания «камней», но Эверт почувствовал, что немеет. Случалось и раньше, что они разговаривали на повышенных тонах, но такой разговор случился впервые. Его отчитывали, словно мальчишку!

– Мне следовало поручить ее Траубе? Перепугать ее до чертиков еще больше?

– Какого черта, Лайнелл? Если ты видел все, отчего не сказал мне?! Вы оба видели, что я не хотел связываться с ней!

– Эверт, – заговорил Траубе, – она ведь дочь Кауча. Он служит при графе, а значит и при тебе. Мы подумали, что ты заметил изменения и просто бесишься… Ну, например, с того, что она просто ведет себя так, забыв о твоих громких титулах и прочей мишуре.