Дочь Лебедя

Я услышала, как звонит дверной колокольчик; я на секунду испугалась, что это пришел он, но услышала, как Кармен спрашивает: Эллис? Эллис?

Я вышла. Это был посыльный с большим свертком.

— Это я, Кармен, — крикнула я. Она удивленно посмотрела на меня, кивнула и подписала желтый бланк. Потом взяла сверток и отдала его мне. Это был букет желтых роз, в него была вложена карточка. Я не уверена, что люблю желтые. На секунду я вообразила, что они от Феликса. На карточке было написано: «Можем ли мы сегодня вечером пообедать в подходящее время? Эти поздние часы убивают меня» — и подпись «Пол».

«Может быть», — подумала я.

Я быстро добралась до отеля. У меня в сумочке было кольцо, я принесла его Феликсу.

Я прошла через мраморный вход, пол был песочного цвета, такой скользкий и блестящий, что я поскользнулась и чуть не упала.

Феликс уже ждал меня, сидя в одном из кресел возле маленького стола в центре холла.

Он пил пиво. Подошла официантка, я заказала тоник и посмотрела на его ноги — не на него, а на его ноги.

— Когда это случилось? — спросила я.

Он подвинул здоровую ногу к больной, смущенный своей немощью.

— В ней полно металла, — сказал он.

— Это случилось в Италии? — спросила я, боясь услышать ответ.

— Нет, — сказал он, усаживаясь поудобнее, — в Кении.

— Ты уверен? — переспросила я. — Когда? Как?

— Я был в «Лендровере». Это было шесть лет назад. «Лендровер» перевернулся. Я лежал в больнице четыре месяца.

Четыре месяца в африканском госпитале. Это не имеет ко мне никакого отношения. Это случилось через два года после того, как мы переехали в Нью-Йорк. Ничего общего со мной.

— Я скучал по тебе, — сказал Феликс.

— Да?

— Я хотел позвонить, но не осмелился.

— Из-за Джекоба?

— Да, из-за него. В Портофино Сильви сказала мне, кто ты.

— Но почему отец сказал мне, что ты умер?

— Я хотел, чтобы все так думали. Флоренс, это был единственный выход. Ситуация была слишком сложной.

— Если бы ты позвонил мне, это изменило бы всю мою жизнь.

— Да? — с улыбкой спросил он.

— Да. Спасло бы ее.

— Ну, ты все-таки замужем. Сильви говорила, что он американец?

— Я не хочу разговаривать об этом, — прервала я его. — Несколько дней назад отец рассказал мне о Джулии, о Джулии и о… — Я не могла закончить фразы. Так много хотелось сказать, но не хватало нужных слов.

Мы сидели и молчали.

Феликс прервал молчание.

— Воскресения Джулии были замечательными, — произнес он, — когда все собирались на ленч…

Он опять возвращается к тому же. Я уж и не знаю, кому больше завидую: ей, потому что у нее был он, или ему, потому что у него была она.

— Ты бывал у нее?

— Да. — Его глаза широко открыты, как будто он боится сказать лишнее.

— Это был чудесный дом. — Мои слова звучат натянуто и фальшиво. Я хочу услышать больше. Все о ней. Мне все еще очень нужна она, мне все хочется знать. Говорят, что время лечит, или нет?!

— Я не жил с ней, — говорит он, — правда.

— Почему? — спросила я.

Феликс глубоко вздохнул, пожал плечами и откинулся в кресле.

— По многим причинам, — сказал он. — Джулия была богата.

— Да, я знаю. — «Ты вернулся из мертвых, чтобы рассказать мне все это».

— До того, как встретить Джулию, я общался только с мужчинами. Для мальчишки из Вены, ты понимаешь, пожить в Риме или на Капри казалось просто чудом. Я знал друзей Якоба, прежде чем я узнал Джулию.

Он говорит — «Якоб».

Закрыв глаза, он улыбнулся.

— Якоб и Джулия. После того, как она умерла…

— Ты был вместе с ней в машине. Правда?

— Да.

«Пожалуйста, Феликс. Ты должен рассказать мне все».

— Что ты делал в Лондоне? Ты никогда не рассказывал мне.

— Мой отец был англичанином. Я родился в Англии, я же рассказывал тебе. После войны мои родители развелись, но учился я в Англии. Я ведь говорил тебе.

— Ты помнишь, что говорил мне это?

— Флоренс, ты думаешь, что если ты взяла другое имя, то ты больше не существуешь?

— Просто я ждала тебя.

— Да, — соглашается он.

— Может быть, до сих пор жду. — «Когда я говорю так, я как будто бы опять не существую». — Рассказывай дальше.

— С чего начать? — спрашивает он.

— С Джулии.

— Она была на пятнадцать лет старше меня. Она была красива, ты знаешь, и одинока.

— Если не считать Тревора Блейка.

— Да. Она говорила, что с ним безопасно.

— Джулия никогда не говорила мне этого.

— Тебе нет. О таких вещах не говорят ребенку.

— Безопасно… Что это значит? — Я спрашиваю, но уже знаю ответ. Так, как с Беном.

— Он был свободен от страсти.

— Ты был ее страстью, — шепчу я.

Он протягивает руку к пустому стакану из-под пива. Подзывает официантку и заказывает водку.

— Я собирался снимать фильмы.

— А я собиралась изучать историю искусств.

Мы были как ее потерянные дети.

— Документальные, — уточняет он, — по искусству.

— Я собиралась переехать к ней после школы, — говорю я. «Он напоминает мне меня. Открыт для страсти. Я лишь учусь этому. Я только сейчас учусь этому, а он всегда был таким.

Я хочу протянуть руку и дотронуться до него, потому что чувствую, что ему этого хочется. Его коже нужно прикосновение, чтобы дышать. Но он слишком стар для этого, слишком поношен. Проститутка, если пользоваться старыми выражениями».

Мы близнецы, как Джекоб и Джулия.