Дочь Лебедя

Я возвращалась домой после этих визитов обессиленная и ложилась, обняв подушки из дома Джулии, переехавшие сначала в квартиру отца и потом ко мне.

6

За неделю до годовщины смерти Джулии я послала в лондонскую «Таймс» объявление и оплаченный заказ на этот номер газеты. Объявление было следующего содержания: «Дж. Э. С любовью и памятью». Вот все, что я осмелилась написать, и без всякой подписи. Мне хотелось, чтобы вспоминали ее, а не меня. Если кто-то из ее друзей прочтет газету в этот день, они все поймут, и, может, подумают: кто же вспомнил о ней раньше их? Двадцать седьмого января был жуткий черный день, из-за тумана был закрыт аэропорт, и газеты не прибыли из Лондона. Я узнала это в первом же газетном киоске, и была очень расстроена. Может, попозже днем, сказала мне продавщица, глядя в небо.

Мне пришлось провести весь день, отыскивая нужный реквизит для съемок модной одежды, которые мы должны были делать вечером. Пришло время представления новых коллекций одежды, и Делаборд вынужден был работать с шести вечера до следующего утра. Но на этот раз ему потребовались для съемок животные.

— Дикие животные, крупные и мелкие, хорошенькие, в натуральную величину, настоящие животные и чучела, — так он объяснил мне свое задание.

Я провела день, мотаясь от мастерской таксидермиста, изготовлявшего чучела, к газетным киоскам. Я забрала чучело антилопы дик-дик и детеныша зебры. Между прочим, поинтересовалась, от чего может умереть детеныш зебры.

— Эти животные не доживают до естественной смерти, — объяснил мне таксидермист.

Потом я достала медведя и тигра и пару полуоблезлых леопардов в красных ошейниках, у одного из них не хватало глаза. Люк вел фургончик, заполненный животными. Я просила, чтобы он останавливался у каждого газетного киоска.

— О тебе должны писать в газетах? — спросил он, и я ответила «нет». Студия была расположена в старом еврейском квартале. Когда мы приехали, жильцы вышли на улицу, чтобы посмотреть, как Люк будет выгружать целый зоопарк мертвых животных.

— Никаких румян, — сказал Делаборд, стоя у дверей гримерной. В тот вечер у моделей были светлые волосы и водянистые глаза цвета водопроводной воды. Ему хотелось, чтобы они выглядели измученными, с размытыми чертами лица, почти невидимыми! Я вспоминала о Джулии, когда готовила манекенщиц. Я высморкалась и увидела, как модель брезгливо отпрянула от меня, я в это время красила ей губы кисточкой.

— Не волнуйтесь, — сказала я ей, — я не заразная!

Материя нарядов напоминала шкуры тигров, змей и леопардов. Я поняла, чего добивался Делаборд, и стояла в углу студии, думая, какой же он умница, и смотрела на мертвых животных и живые движущиеся туалеты.

Я вернулась домой в половине шестого утра, а проснулась в одиннадцать. В киоске был номер лондонской «Таймс», вчерашний выпуск. Я на всякий случай купила две газеты и прихватила их с собой в кафе на углу моей улицы. Я осторожно уселась за столик, опасаясь, как бы не намочить газету. У меня сильно забилось сердце. Четким шрифтом было напечатано: «Дж. Э. С любовью и памятью». Меня даже прошиб пот, когда я перечитала еще раз. Эти слова, казалось, были ближе ко мне, чем вся остальная страница. Я забыла, что это я постаралась, чтобы они появились здесь. Они стали посланием Джулии мне, а не только моим посланием к ней! Послание было таким ясным, его ни с чем невозможно было спутать. Все в Лондоне должны были увидеть его. Мне было интересно, кто же прочитал его. Я надеюсь, что Тревор Блейк, увидев его, рыдал. Мне так хотелось показать это кому-нибудь. Я позвонила Сильви.

Сильви сказала «да», но часом позже, и в другом, более элегантном баре.

— Мне кажется, что тебе не стоило делать это.

На ней было старое пальто ее матери, с меховым воротником. Мы пили горячий шоколад.

— Посмотри, — сказала я ей, показывая газету, — как будто она разговаривает со мной.

Сильви поморщилась.

— Это все нехорошо.

— Что?

— Все игры, связанные с Джулией. Это как болезнь…

— Она не больна, она мертва, — ответила я ей.

Сильви вздохнула.

— Гораздо лучше, если ты пойдешь к человеку, который поможет тебе, как бы это сказать, связаться с ней. Нельзя помещать объявления в газету, чтобы общаться с членом своей семьи, даже если это мертвый человек.

— Мне идти к ясновидящей? Я не считаю, что так будет лучше. И что плохого, если я поместила объявление в газете в память о Джулии? Это было вполне разумно.

Я начала злиться, потому что она не понимала меня, и вдруг я сама перестала понимать себя. Когда я попыталась ей все объяснить, я поняла, что сама не знала, что делаю. Я снова попыталась как-то объяснить свой поступок.

— В Англии это совершенно нормальное явление. Все так делают год спустя после того, как кто-то умирает. Как бы отмечают годовщину.

— Мы не в Англии, и ты — не англичанка, и твоя тетка тоже не была англичанкой, — заметила Сильви.

— Ну и дерьмо же ты, Сильви, — зашипела я над остатками моего шоколада. Я ненавидела ее за жестокий прагматизм!

Она взяла меня за руку, у нее на каждом пальце было кольцо. Я тоже носила подобные кольца.