Ну вот, эта жизнь наступила, а разве ей стало легче? Клэр сидела с закрытыми глазами, облокотившись о жесткую спинку сиденья вагона третьего класса. С тех пор, как она себя помнит, жизнь для нее беспрестанная борьба. Война длится уже четвертый год, и в сравнении с теми страданиями, которые она принесла людям, ее собственные кажутся ничтожными. Интересно бы знать, так
Тогда почему ей стало так неуютно в отчем доме?
Она все время словно наблюдает за ними со стороны, подмечает их недостатки, критикует. Не родная она им дочь, что ли?..
Может быть, в этот ее приезд все будет иначе, думала Клэр, правда, без особой уверенности.
Она сошла с автобуса на углу Сван-кросс. Деревенька была небольшая, церквушка и вовсе крохотная. Клэр брела по дороге в сторону фермы. Туман еще не успел окутать землю и здесь, под защитой невысоких пологих холмов, даже в такой ветреный и холодный день казалось покойно и тихо. Над головой гудели истребители, но их гул казался таким мирным на фоне природы.
Из чащи леса с криком вылетела стайка молодых фазанов и куропаток — не поделили что-то между собой птицы. Клэр знала здесь каждый дом, каждую яблоньку в саду. Вон та запущенная молочная ферма принадлежит Тому Лонгли, другу ее отца; огромный амбар в стиле Тюдор купил художник из Лондона. Хочет превратить его в студию. Но сейчас идет война, и амбар пустует.
Деревню с юго-запада прикрывает гряда невысоких холмов, надежно укрывая от промозглых ветров. На их склонах деревья почти не растут, да и кустарник хилый и низкий. Зато у подножья начинаются пышные заросли.
Прежде чем ступить на землю «Лебединой долины», Клэр остановилась и, поставив сумку, залюбовалась стройными серебристыми березами, посаженными вдоль забора. Их бордовые сережки дрожали на ветру. Когда-то она приходила сюда послушать соловьев… Тогда они еще не были помолвлены с Робином, и она с нетерпением ждала этого дня. А сейчас на душе такой мрак. Родители, мать в особенности, наверняка пристанут с расспросами, а у нее язык не ворочается от усталости.
Показался родной дом, старое длинное строение с низко нависшей крышей. Ей нравился блекло-розовый цвет толстых каменных стен, высокие печные трубы высились, точно башни замка. Из одной шел жемчужно-серый дымок — это затопили камин в гостиной. Слева, за изгородью из кустов боярышника, блеяли овцы племенной ангорской породы, гордость ее отца. Крупные, покрытые бурой лохматой шерстью животные, сильные и выносливые, как сами британцы. Неподалеку паслись пузатые матки на сносях. Могучие ореховые деревья простирали свои обнаженные ветви над порогом дома, сплетая их в настоящий навес. Летом орехи покрывались густой листвой. Их часто фотографировали туристы.
Ей стало холодно, и она подняла воротник. Нездоровится что-то. Надо будет выдумать причину не присутствовать на семейном ужине. Невмоготу сидеть весь вечер с родителями и ощущать на себе их недоуменные взгляды, полные самой искренней жалости. Вряд ли они поймут, почему она поссорилась с Робином. Да ей и не хочется пускаться в какие бы то ни было объяснения.
Клэр вошла через черный ход. Она знала: мать на кухне. Конни обожает готовить сама, хоть в доме и есть прислуга. Мать сидела возле допотопной кухонной плиты, которую упорно отказывалась сменить на более современную. Повсюду были разбросаны кулинарные книги и листки с рецептами всевозможных блюд. В данный момент Конни фаршировала цыплят.
— Клэр, родная моя, как же я рада тебя видеть!
Она поспешно вытерла руки о свой цветастый ситцевый передник и обняла девушку. Клэр с трудом подавила в себе желание отстраниться от матери, и Конни это почувствовала. Ее девочка с детства не любит поцелуи и сюсюканья и не в пример большинству детей никогда не просила родителей ее приласкать. Увы, она замкнута и очень скупа на всякие проявления чувств, хотя сердечко у нее доброе. Конни вовсе не удивилась, когда Клэр решила пойти на курсы сестер милосердия — любит она ухаживать за немощными и больными.
— Я тоже рада, ма.
— Раздевайся и рассказывай, что произошло. Я так переживаю за тебя, — сказала миссис Меллорс.