Дочь Ленина. Взгляд на историю… (сборник)

В центре сцены следует установить королевскую карету: все персонажи в этом действии выходят из нее. И вокруг кареты идет бал… которым и была тогда жизнь. «Кто не жил в восемнадцатом веке, тот вообще не жил». Бал… Но никакой массовки. Лишь в зеркалах – игра свечей, горящих в гигантских канделябрах. Отражаются, двоятся кружева, воланы, ленты, мерцают бриллиантовые пуговицы, фалды расшитых камзолов, обнаженные плечи… Поток драгоценностей слепит в зеркальной стене… Но во втором действии бальная зала окажется (смеется) эшафотом… Выходит, они танцевали, занимались любовью на гильотине. А пока – бал. Однако одна из стен бальной залы уже увешана мечами. И на фоне мечей появляется он – палач Шарль Сансон. Он поднимает гусиное перо и пишет – прямо по воздуху.

САНСОН. Замогильные записки… Меня уже не будет, но из-под земли я буду говорить в них с вами. У меня в доме есть секретная комната – сердце нашего дома. Здесь висят родовые мечи. Должность палачей – наследственная, передается от отца к сыну. Когда-то мои предки, благородные дворяне, участвовали в крестовых походах. Мой прапрадед – Шарль Сансон де Лонгеваль. Меня назвали в его честь – Шарль был великий воин, но великий мот. Он впал в большую бедность. И хитрецу пришла в голову идейка. Палачам всегда прекрасно платили, но должность эта – наследственная, передавалась от отца к сыну. Шарль узнал, что старик-палач в Реймсе не имеет сына. Ха-ха! Зато имеет дочку-толстуху – рукой не охватить. Но зачем охватывать одной рукой, если у вас их две? И сукин сын обхватил – женился. А после смерти ее папаши стал палачом Сансоном Первым… Силен был, как бык – о его ударах мечом гремела слава! Его переманила столица. Мой дед – Сансон Второй – уже палач города Парижа… Он умер внезапно, когда сыну исполнилось семь… Но если умирает отец, палачом становится сын, неважно, сколько ему лет. И бабушка сказала мальчику: «Теперь тебе нужно туда. Таков закон». И отец – маленькая кукла, наряженная в костюм палача, – стоял на эшафоте. Ибо без присутствия палача казнь считается незаконной – попросту убийством… И, хотя во время его малолетства головы рубил другой, ужас вошел в маленькое сердце. В молодые годы его разбил паралич. Так пришел мой черед встать на эшафоте… С детства я привык видеть ужас и отвращение на лицах людей. Но я, Сансон Четвертый, презирал их. Я стал первым Сансоном, который гордился своим делом… Я с детства приходил в эту нашу комнатку гладить клинки мечей… Я говорил себе: «Эти негодяи смеют нас презирать… За что? Разве мы придумали законы, наказывающие смертью? Их придумали они – проклятое человечество». За пару последних столетий кого мы только не убивали – к восторгу тысячных толп! Еврея – потому что он не христианин, христианина – потому что он протестант, католика – потому что стал атеистом… Нам приказывали – и мы убивали! Но людям мало убить, им надо всласть помучить во время казни. Смерть на кресте – древнейшая из мучительных казней. Недаром Господь избрал её Сыну для искупления наших грехов… Но и это еще не худший вид смерти. Придумали сдирать кожу живьем, варить в кипятке, сажать на кол… И венец мучительных наказаний – четвертование. Мне никогда не забыть, как отец четвертовал несчастного Дамьена, покушавшегося на короля… Как Дамьен с невыразимой грустью смотрел на свои руки и ноги, раздавленные во время пытки… После чего его привязали к четверке лошадей, и кони, рванувшись в четыре стороны, разорвали его… Когда несчастный умер, он оказался совсем седым. Но седым стал и мой отец. О, изобретательное проклятое человечество!