Да и мало какая девица из простонародья решится волосы остричь. Их же только «порченым девкам» корнают — если какая попадется.
«Порченым»… Таким, как Эйда.
В сон Ирию клонило еще по дороге к избушке. А уж здесь — от тепла, горячей воды и подогретого деревенского пива… Борясь с неодолимой дремой, девушка прислонилась виском к нагретому печным жаром дереву стены.
Конечно, нужно спешить. Но одежда еще не просохла. А чужой плащ — такой теплый и уютный. И Ирия подремлет всего минуточку…
А еще хорошо бы сейчас прилечь вот на эту лавку. Лежа дремать удобнее…
3
Ночной осенний лес. Не конец Месяца Сердца Осени, а начало. Канун Дня Воцарения, куда Ирия в этот год не попала.
Совсем недавно где-то жгли осенние костры. Но теперь всё уже отгорело. Она опоздала…
Желто-багряный ковер павших листьев мягко шелестит под ногами. Золотые, алые, а вот и несколько зеленых — этим, наверное, обиднее всего. Из Весны — в Осень… Лета для них не было. Для некоторых его не бывает. Так уж вышло.
Серебристый свет полной луны заливает всё. Полуоблетевшие деревья, умирающие листья, бурелом на краю поляны… Не зря так бушевал недавно северный ветер.
Луна видит и Ирию. Как и волка — в нескольких шагах. Посреди желто-багряной поляны.
И не отвести взгляда от узких желтых глаз.
Оборотень. Джек.
Хмельное пиво подогрето. Травы развешаны вдоль стен. Как же Ирия их не разглядела?
То пиво, несомненно, варилось в деревне. Но вот в котелке, где его грели, кипело не только оно…
Серебристый волк молчит. Как и девушка. Безмолвны небо, луна, ковер из листьев. И окружающий призрачный мир.
Поют лишь банджарон. Играют на гитарах и лютнях — всю странную ночь напролет. Банджарон, что откочевали на излете Осени на север вместо юга…
Глава вторая.
Эвитан, Лиар, окрестности аббатства святой Амалии.
1
— Проснись! — жесткая мозолистая рука тронула Ирию за укутанное плащом плечо.
Она вскинулась, ошалело оглядывая избу. Так и есть — пучки сухих трав под потолком, не замеченные ночью…
Ночью? За окном темень, из-под ставни — ни лучика.
Да когда же кончится ночь? Вечная она, что ли?
Нет, нельзя ее ругать, она — хорошая. Принесла несостоявшейся смертнице свободу!
И хорошо, что длинная. Беглянке нужно к утру оказаться как можно дальше от проклятого аббатства…
Вот именно! Как она вообще посмела заснуть? В незнакомом месте, безоружная, вне закона? Воистину, кого Творец захочет наказать — лишает разума!
Ирия стремительно обернулась к Джеку:
— Что-то случилось? Солдаты?!
Потянулась за висящей у печи одеждой. Ища взглядом подходящее оружие. Или хоть то, что сможет его заменить.
Хлеб Джек вчера ломал руками. Но нож-то у него должен быть. Какой рыбак-охотник без ножа — будь он хоть трижды колдун, ведун или потомственный знахарь?
— Солдат здесь нет. Одежда еще не высохла. Но сейчас нужно идти. Мои вещи тебе велики, но не свалятся. Мы скоро вернемся.
— Могу я узнать, куда и зачем мы идем? — вежливо осведомилась девушка.
— Я могу сходить один и сделать всё сам. Но ты должна это видеть. И знать.
Ну, знать что-то новое всегда полезно. Знание — тоже оружие. Ирия за последнее время уже так знатно «вооружилась»…
А вот Джек совершенно вышел из роли простого рыбака. Если на то пошло — его речь и сразу должна была показаться слишком чистой. Ирию просто «дура-девка» с толку сбила. А еще — холод, голод и желание выспаться…
Так ли уж нужны новости, она усомнилась еще в первые шагов сто по лесной чаще. Пока тащились сюда, девушка настолько промерзла и устала, что никакой дополнительной сырости не замечала. Куда уж мокрее и холоднее Альварена и до нитки вымокшей одежды?
А теперь вся ночная роса этого леса задалась целью угодить под капюшон! Джек, возможно, во мраке видит не хуже кошки. Но вот Ирия, даром что зеленоглазая, натыкается на все сучья…
По достижении пятнадцати лет отец запретил ей носить мужскую одежду. Заявил, что взрослой даме такое не подобает.
Интересно, что бы он теперь сказал? Увидев ее в широченной крестьянской рубахе, не менее широких мужицких штанах, огромных рыбацких сапогах и грубом плаще с капюшоном. Поминающей Темного и всех змей его и бредущей неведомо куда по ночному лесу. В обществе только что выловившего ее из Альварена колдуна-оборотня.
Почему? Потому что он ей приказал.
И вдобавок она теперь стриженая, как пойманная на горячем уличная девка.
Хотя вряд ли папе больше понравилось бы любоваться ею в сером монашеском платье. В отчаянии прильнувшей к ржавой решетке промозглой кельи!
Нет, он предпочел бы для дочери свободу. Любую!
Эта мысль даже помешала вспомнить очередное солдатское словечко. Дико захотелось закружиться по лесу!