Дочь Лунной богини

Другие служанки считали себя выше по происхождению и недолюбливали меня. Их презрение я встречала с высоко поднятой головой, хотя они и усложняли мне жизнь бесчисленными мелкими проделками: мешали работать, высмеивали каждое слово и рассказывали небылицы обо мне госпоже. А она так часто отправляла меня преклонить колени во дворе, что я иногда ощущала себя одним из высеченных из камня львов, которые охраняли вход. Но я не собиралась жаловаться. Все лучше, чем сидеть в тюрьме или оказаться выпоротой пылающим хлыстом. Да и неудобство от позы задевало не так сильно, как унижение. Каждый раз я сглатывала слезы до тех пор, пока не начинало казаться, что смогу на вкус определить, какие пролиты от издевательств, а какие приправлены солью печали.

Я поспешила в комнату госпожи Мейлин и принялась лихорадочно искать плащ. Ее терпение быстро иссякало, а характер оказался таким же вспыльчивым, как фейерверки, которые смертные запускают во время праздников. Наконец я увидела наряд небрежно лежащим на стуле. Но когда подняла, то облегчение тут же растворилось при виде темного пятна от туши, которая, поблескивая на свету, пропитывала ткань. Не раздумывая, я уронила плащ обратно, чтобы не испачкаться, и воскликнула:

— Да как же так?

В этот момент в комнату вошла Цзяи и с улыбкой посмотрела на испорченную ткань.

— В том, что ты неспособна поддерживать одежду юной хозяйки в чистоте, стоит винить лишь себя.

Она презрительно взмахнула рукой, и я тут же напряглась, потому что заметила на одном из ее пальцев темное пятно.

— Это сделала ты, — решительно заявила я.

И почему это меня так удивило?

Ее щеки покраснели, но она лишь выше задрала подбородок.

— Да кто тебе поверит?

Это стало последней каплей в чашу бурлящего гнева, которая наполнялась последние месяцы.

— Из-за таких выходок ты выглядишь не лучше, а хуже тех, над кем издеваешься, — прошипела я.

Цзяи отступила на шаг. Она испугалась, что я накинусь на нее? Вот только мне хотелось извинений, признания вины, а не насмешливых улыбок от нее и ее приспешниц.

Но меня лишили даже этого, так как в комнату ворвалась госпожа Мейлин.

— Что ты возишься? Я начала замерзать из-за ветра!

Ее взгляд скользнул к плащу на полу, а рот раскрылся.

Цзяи опомнилась первой, широко распахнула глаза, изображая невинность, подняла персиковую ткань и расправила ее, чтобы продемонстрировать пятно.

— Юная госпожа, Синъинь пролила на него тушь. Она испугалась и уговаривала меня скрыть это от вас.

Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Госпожа Мейлин всегда занимала сторону своей любимой служанки. Но в этот раз у меня имелись доказательства своей невиновности.

— Цзяи ошибается. Я этого не делала и нашла плащ уже в таком виде. Юная госпожа может поискать на нас пятна от туши.

Цзяи побледнела и спрятала руки в шелковых складках плаща. Но ее беспокойство оказалось напрасным, так как госпожа Мейлин сощурилась, словно кошка, которую погладили против шерсти. Я ей не нравилась, скорее всего, из-за небылиц, которые распускали другие служанки.

— Цзяи выше тебя по положению в этом доме. Немедленно извинись перед ней. А затем отправляйся чистить плащ, пока на нем не окажется ни пятнышка.

Она схватила испорченную одежду и бросила в меня. Ткань ударила по щеке и соскользнула вниз, образуя лужицу у моих ног.

У меня пропал дар речи, а внутри все сжалось от несправедливости. Я даже не могла заставить себя пошевелить руками, которые так и висели по бокам. Меня охватило дикое желание швырнуть плащ в госпожу, залить свежей тушью наряд Цзяи, а затем выскочить на улицу… Но на этом мои фантазии заканчивались.

Куда мне идти?

Когда губы госпожи Мейлин сжались в тонкую линию, я опустила голову и выдавила извинения. Потом, схватив плащ, выбежала из комнаты, понимая, что скоро не хватит сил сдерживаться.

Мне хотелось побыть одной, подальше от досужих слуг. Я начала понимать, почему мама предпочитала одиночество в те мгновения, когда ее сердце страдало. Поэтому с ведром и куском мыла я отправилась к протекающей неподалеку реке. Ее скрывали пышные изумрудно-зеленые заросли бамбука, которые гордо тянулись к небу. Пристроившись на берегу, я принялась тереть плащ, хотя грудь сдавило так, что едва удавалось вздохнуть. Как же я скучала по дому! Клятва, данная матери, душила меня своей абсолютной бесполезностью. Ведь, не обладая магией, я ничем не могу помочь. Так что впереди меня ждало одинокое и мрачное будущее — жизнь в рабстве без надежды на какие-то изменения. Непрошеная слеза появилась в уголке глаза. Я научилась сдерживать их, моргая и делая глубокие вдохи. Но так как хотела пролиться лишь одна слезинка, я позволила ей скатиться по щеке.

— Почему ты плачешь? — раздался звонкий голос.