Хотя я наслаждалась каждым моментом, проведенным с матерью, мне больше нравились занятия с Пин’эр. Рисунки у меня получались средними, а вышивка лишь расстраивала, но все это забывалось, когда я погружалась в музыку. То ли струны, перебираемые пальцами, то ли ноты, слетающие с губ, пробуждали в душе эмоции, которые мне не удавалось понять. А из-за отсутствия друзей, которые соперничали бы за мое внимание, я быстро овладела флейтой и гуцинем[1]
— семиструнной цитрой — и всего за несколько лет превзошла в мастерстве Пин’эр. На пятнадцатый день рождения мама подарила мне маленькую флейту из белого нефрита, которую я повсюду носила с собой на поясе в шелковом мешочке. Она стала моим любимым инструментом, а ее звучание оказалось настолько чистым, что даже птицы прилетали на Луну, чтобы послушать меня. Хотя мне казалось, что им также хотелось посмотреть на мою маму.Иногда я ловила себя на том, что зачарованно любуюсь ее совершенными чертами. Мамино лицо имело форму дынного семечка, а кожа отливала жемчужным блеском. Изящные брови пролегали дугой над вытянутыми иссиня-черными глазами и изгибались полумесяцем, когда мама улыбалась. В темных прядях ее волос поблескивали золотые заколки, а с одной стороны над ухом благоухал красный пион. Из-под серебристо-белого верхнего одеяния длиной до лодыжек выглядывали ткани цвета голубого полуденного неба. Ее талию стягивал алый пояс, украшенный кистями из шелка с нефритами. Иногда по ночам я лежала в постели и прислушивалась к тихому перезвону. И осознание, что она рядом, помогало быстро заснуть.
Пин’эр уверяла меня, что я похожа на маму, но вряд ли можно сравнивать цветы сливы и лотоса. Моя кожа была темнее, глаза — круглее, а подбородок — более острым и с ямочкой посредине. Возможно, я походила на своего отца. Но я не знала этого наверняка, так как никогда его не встречала.
Лишь годы спустя я поняла, что мама, вытиравшая мне слезы после падений и поправлявшая кисть в моей руке во время уроков письма, была богиней Луны. И именно ей поклонялись смертные и совершали жертвоприношения во время Праздника середины осени — в пятнадцатый день восьмого лунного месяца, — когда луна сияет ярче всего. В этот день они зажигали ароматические палочки для молитв и готовили лунные пряники, под нежной корочкой которых скрывалась сытная начинка из сладких, перемолотых в пасту семян лотоса и соленых утиных яиц. А дети приносили светящиеся фонарики в форме кроликов, птиц или рыб, символизирующих свет луны. Я же в этот день выходила на балкон и смотрела на мир внизу, вдыхая аромат благовоний, зажженных в честь моей матери, дым от которых возносился к самому небу.
Мама смотрела на людей с такой тоской, что меня и саму заинтересовал мир смертных. В их завораживающих историях описывалась борьба за любовь, власть и выживание — хотя я с трудом могла понять столь яркие переживания, потому что жила в своем укромном мирке. Я читала все, что попадалось под руку, но больше всего любила рассказы о доблестных воинах, сражающихся со страшными врагами, чтобы защитить своих близких.
И вот однажды, копаясь в куче свитков в библиотеке, я заметила что-то яркое. А когда взяла находку в руки, то мой пульс участился от осознания, что я наткнулась на книгу, которую раньше не читала. Судя по грубо сшитому переплету, ее написали смертные. Обложка так сильно выцвела, что едва удалось разглядеть лучника, который целился из серебряного лука в десять солнц на небе. Но внутри шаров слегка виднелись очертания перьев. Точно это были не солнца, а птицы, свернувшиеся в огненные клубки. Я понесла книгу в свою комнату, ощущая, как покалывает пальцы оттого, что прижимаю хрупкую бумагу к груди. А опустившись в кресло, с энтузиазмом принялась листать страницы и впитывать слова.
История начиналась, как и многие рассказы о героических подвигах, с того, что на мир смертных обрушилось ужасное несчастье. Десять солнечных птиц поднялись в небо, опаляя землю и причиняя огромные страдания. На выжженной почве не прорастали посевы, а в пересохших реках не осталось и капли воды. Ходили слухи, что небесные боги благоволили солнечным птицам, поэтому никто не осмеливался бросить вызов этим могущественным созданиям. И в тот момент, когда люди уже потеряли надежду, бесстрашный воин по имени Хоу И взял в руки свой ледяной лук. Он выпустил стрелы в небо и убил девять птиц, оставив лишь одну, чтобы она освещала землю…
Книгу вырвали у меня из рук. Передо мной стояла мама с раскрасневшимся лицом и быстро дышала. Когда она схватила меня за руку, ее ногти впились мне в кожу.
— Ты читала это? — воскликнула мать.
Она редко повышала голос. Я несколько мгновений непонимающе смотрела на нее, а затем кивнула.
Отпустив меня, мама уселась в кресло и прижала пальцы к вискам. Несмотря на страх, что она оттолкнет меня в гневе, я протянула руку, и мама тут же ее сжала. Ее кожа оказалась холодной, как лед.
— Я сделала что-то не так? Почему мне нельзя читать эту книгу? — запинаясь, спросила я.
Мне эта история не показалась необычной.