Дочь мадам Бовари

«Да, на таком меню ни в одну юбку не влезешь, а еще десерт!» Лариса посмотрела на большую пиалу с густым вишневым киселем. Этот кисель, насыщенный, кисло-сладкий, Марите подавала со взбитыми сливками. Дочка ради такого «третьего блюда» могла съесть что угодно. После обеда Лариса сделала вялую попытку собрать со стола посуду, но в конце концов махнула рукой и устроилась спать рядом с дочкой. Громоздкая, громкая и не очень ловкая Марите вдруг сделалась невидимой и неслышной, как та фея, что скользит с цветка на цветок. Уткнувшись в плечо дочери, Лариса закрыла глаза. В голове крутились обрывки разговоров, отрывки воспоминаний, потом все это заслонило лицо, такое дорогое, любимое, но сердце почему-то сжалось. Лариса крепко обняла дочь и заснула тем дневным сном, который у взрослых считается самым большим наслаждением и роскошью, а для детей является необходимым…

В старый немецкий дом на улице Яня семья Ларисы въехала случайно. Молодые специалисты Гуляевы, приехавшие по путевке комсомола в Латвию для налаживания оборудования на завод ВЭФ, должны были поселиться в новеньком пятиэтажном доме на другой стороне Даугавы. Там, в почти пригородном микрорайоне, строилось современное жилье. В Риге, особенно в ее старых районах, топили печи, у каждой квартиры был свой подвал, куда каждый месяц завозили торфяной брикет, а профессия трубочиста была почетной и хорошо оплачиваемой. В первый месяц, пока устранят недоделки и сдадут дом, семью за счет завода поселили в гостинице «Метрополь». Молодые родители почти не замечали всех тех удивительных вещей, которые их окружали. Огромные павильоны старого рынка с неоновыми надписями galo – мясо и рiena – молоко, краснокирпичный силуэт старого собора, светящиеся рекламы на латинице – все, что создавало впечатление чего-то иноземного – все это они проглядели из-за недосыпа и усталости. Лариса была ребенком беспокойным. Мать Ларисы уже в нетерпении считала дни до долгожданного переезда, как вдруг отца вызвали в местком и попросили занять квартиру в старом фонде.

– Господи, да мне уже все равно, – махнула рукой мама Ларисы, – куда угодно, только бы свое!

Они въехали. И ни разу за всю свою жизнь об этом не пожалели. Квартира находилась в самом сердце старой Риги, на улочке шестнадцатого века, состоящей всего из четырех домов. Одна стена соседствовала с домом причта, рядом была церковь Святого Яна, старая крепостная стена Янова двора, а уж совсем знаменитой улица стала, когда ее оккупировали киношники – здесь снимались сцены нашумевшего фильма «Щит и меч». Все жители тогда повисли на своих подоконниках и с замиранием наблюдали за молодыми красивыми актерами. В квартире было три огромных комнаты, пять изразцовых печей, кухня с настоящим каменным полом, холодная комната для хранения продуктов и черная лестница. Мать Ларисы, женщина практичная, хозяйство наладила быстро. Договорилась с истопниками, а такие были в каждом доме, о том, чтобы они приходили каждое утро и топили печи, молодая соседка по лестничной клетке, приехавшая с дальнего латгальского хутора, та самая Марите, согласилась сидеть с ребенком. Квартиру они отремонтировали, сохранив при этом всю индивидуальность старого дома, накупили тяжелой мебели, чугунных светильников, продаваемых в художественном салоне «Максла» и зажили счастливо. Родители влюбились в этот город, каменный, островерхий, приправленный зеленью старых дубов. Лариса говорить по-латышски начала раньше, чем по-русски. Отец с матерью вечерами, после работы брали ее на прогулки, сидели в кафе и благодарили судьбу за то, что она привела их сюда.

С отцом Лариса любила ходить в самую большую кондитерскую на улице Ленина, где они покупали марципановых зверей. Лариса их долго рассматривала, а потом начинала откусывать по маленькому кусочку. К моменту, когда они оказывались у подъезда своего дома, конфета была съедена. Большой универмаг рядом с их домом она не любила. Там было шумно, много людей и пахло всем сразу. На первом этаже были продуктовые отделы и знаменитая рижская кулинария. Здесь продавалось все – от знаменитого пипаркукас – имбирного печенья, до жареной корюшки и миног. Но над всеми запахами царствовал один, который было невозможно заглушить и прелесть которого Лариса оценила много позднее. Здесь пахло свежим кофе. Лариса смотрела, как мама осторожно отпивает черно-коричневый огненный напиток из маленькой чашки и аккуратно откусывает пирожное. Папа пил кофе без пирожных, но с конфетами – маленькими шоколадными бутылочками, из которых выливалась пахучая жидкость – коньяк. Ларисе брали молочный коктейль и огромную шапку безе. Это семейное мероприятие было самым запоминающимся. Родители весело перемигивались, непонятно шутили, но Лариса тоже закатывалась в хохоте.

– Я тоже хочу такую бутылочку, – смеясь, просила она.

– Это папины конфеты, – говорила мама, улыбаясь.

Так это и осталось с детства – конфеты с ликерами и прочими спиртными начинками она называла «папиными конфетами».

И школа, и университет прошли как-то быстро и весело.