Господи, Яна, ну не думала же ты, что он тут вечно лежать будет? Это же хорошо, что выписывают…
Конечно, хорошо.
— Любовь Ивановна…
— Ой только не говори, что он делал тебе искусственное дыхание рот в рот. Хотя я бы в это поверила, будь ты без сознания. Но, кстати говоря, если ты меня не обманываешь, то твой экзамен пройден очень даже успешно. Может приду сегодня на перевязку, заценю, что там за метод такой. Может, конечно, этот метод я уже и видела, — она смеется уже открыто, прикладывая руку к груди, а у меня по лицу расплывается алый румянец.
Конечно, это был метод Исаева, работающий на сто процентов из ста.
— Ну все-все, успокойся. Хороший пацан, ты деваха у нас огонь. Чего нет, если да? Хватай и беги, что называется. Так, ладно. Твой Исаев на кислород, теперь на тебе будет почти милейшая старушка, военный врач. Это тебе не хухры-мухры. Прийти, поболтать с ней, а как врач даст назначения, скажу тебе, что делать. Но это уже с завтрашнего дня. И Яна, она одинока, так что тут ты нужна как психологическая поддержка. Характер у нее скверный, но ты справишься. Херня-вопрос, да?
Киваю, переодеваюсь в халат и иду в палату к Богдану, ощущая, опять же, смешанные эмоции. Но как только я открываю дверь, рождается вполне однозначная реакция. Ясно читаемая.
Первое что вижу — Богдан на кровати, а сверху на нем та самая Жанна. Ладно, не сверху, но она его обнимает, а он в этот момент смотрит на меня в панике и только при моем появлении мягко отталкивает девушку от себя.
Затем я замечаю взрослую женщину, она улыбается и так мило смотрит на них, что у меня явно чувствуются первые признаки рвотных позывов. Улыбаться не получается, но и показывать свое отношение к ситуации не собираюсь, вот почему молча прохожу внутрь и закрываю дверь.
В палате повсюду шары с женской грудью.
Вопросов все больше, а ответов по-прежнему нет.
— Облачко, — виноватым голосом начинает Исаев, всматриваясь в меня при этом не моргая.
Сложно понять все свои чувства в данный момент, но я определенно злюсь на то, что вижу. Кажется, Исаев это считывает моментально, а потому встает слишком резко и, морщась, идет ко мне. Только подойдя в притык шепчет:
— Привет, я все поясню, малыш, ты только не злись, — а затем целует в губы, будто бы в палате больше никого нет, и мы совсем одни. Язык мягко толкается в мой рот, и я полностью отрываюсь от той реальности, где сейчас нахожусь. Сильные руки прижимают меня ближе к голой груди, и я начинаю таять.
Довольно громкое покашливание вмешивается в мое подтаявшее состояние, и я слегка толкаю Богдана в грудь, испытывая то еще смущение. Несложно догадаться, кем является женщина, смотрящая на моего…Исаева с такой любовью. Точно мама. А тут я с ним зажимаюсь при всех. Боже!
Покраснев до кончиков волос, я прячу лицо на груди Богдана, который только улыбается и подмигивает мне, а затем поворачивается к матери и, взяв меня за руку, говорит:
— Мам, это Яна, моя девушка, — мой потерянный взгляд становится стеклянным и останавливается на вытянутом лице матери Исаева, которая рассматривает меня сейчас с ног до головы в немом изумлении.
Я не рассчитывала так скоро с ней знакомиться, но вот это «моя девушка» заставляет волны успокоения касаться тела.
— Очень…приятно, Яна, — выдавливает она из себя, возвращая ошарашенный взгляд на девушку, что сидит на кровати и готова меня сжечь своим огненным взглядом. Если бы они метали стрелы, я бы уже валялась в луже крови.
— Яна, это моя мама, Наталья Николаевна, — Богдаша сжимает мою руку сильнее, притягивая к своему здоровому бедру, а я чувствую, как ледяной ужас скатывается по спине. Стараюсь улыбаться, но что-то мешает.
— И мне. Очень.
Незнакомка фурией проносится мимо, цепляя стул на ходу и чуть не задев меня, разумеется, нарочно. У Богдана реакция феноменальная, рывок — и я уже перед ним, а недовольный рык звучит мне в затылок, побуждая табун мурашек проноситься по коже.
Ясно, теперь на одну проблему меньше, ведь так?
Наталья Николаевна вдруг кричит:
— Жанна!
Но девушка с грохотом закрывает дверь и продолжает бежать прочь. На долю секунды мне становится ее жаль, но я тут же стараюсь отключить это чувство, вполне испытывая еще и злость за увиденную ранее картину.
Конечно, понятно, что она сюда приходила совсем не за тем, чтобы узнать о здоровье парня как друг. По реакции на мое появление, все слишком понятно, но почему Исаев все еще допускал ее появление в своей жизни — мне непонятно, а значит без свидетелей мы это обсудим. И очень много будет зависеть от предоставленных мне ответов.
— Нехорошо получилось. Богдан, ну ты чего не сказал мне? — она пытается послать скрытые знаки глазами, явно намекая на меня, но потом прикрывает глаза и потирает виски указательными пальцами.
— Когда? По телефону такие вещи не рассказывают, мам! Это не про прыщ на заднице рассказать.
Нервный смешок вырывается из меня, пока я пытаюсь уравновесить свое состоянии внутри. А оно скачет туда-сюда как маятник. И только широкая теплая ладонь Исаева работает отвлекающе, помогает не впасть в окончательный шок.