Дочь моего друга (СИ)

Я в полном смысле слова сломал себе голову, пытаясь разгадать загадку девочки-студентки, бывшей девственницы Ирины. Но за сутки не продвинулся ни на миллиметр.

Окажись она сейчас передо мной, я задал бы один единственный вопрос — нахуя? Зачем она приехала вечером к незнакомому мужику в чужой дом. И почему не просто позволила себя трахнуть. Она сделала это с удовольствием!..

Меня сутки уже кроет.

Я пытался структурировать в голове всю ту кашу, которую нагенерировал. Прикидывал варианты, анализировал. Но ни одной подходящей причины так и не нашел. И ответа на свой вопрос тоже.

А если я не могу разгадать ее мотивацию, то что я тогда в принципе могу?

В чем я на сто процентов уверен, так это в ее девственности. И кровь тут не главное, главное — в деталях. Взгляды, эмоции, реакции. Так не играют.

Конечно, первое, о чем я подумал — засланный казачок. Но изнасилование в одном из люксов «Саксона» не совсем тот крючок, на который предпочтительно цеплять. Потому что еще немного, и пятеро уебков ее бы реально изнасиловали.

Они были слишком пьяные. Слишком обдолбленные. От них слишком несло похотью, чтобы у меня оставались сомнения. И если бы я не пришел, они бы рвали ее и по очереди, и одновременно.

На этом месте я шел избивать грушу.

Ведь я мог забить и не пойти к ним в номер. Мог позвать администраторов или вызвать полицию. А мог просто не попасть в отель, если бы меня так не выбесила труба.

Я предполагал, что Ирка пришла в мой дом шпионить. Потом просканировал дом — ни жучков, ни левых камер, ни передатчиков. Такая себе шпионка. А ничего из важных бумаг я дома не храню.

И что она украла, думал. Но она сбежала в моей футболке, даже не попыталась поискать свое платье. Хер нашла бы, конечно, но…

И тут я тоже в ступоре. Впервые вижу такую преданную собственной общаге студентку. Чем было плохо у меня переночевать? Утром отвез бы ее в университет.

Пока Ира была в душе, мне позвонил заказчик. Разговор конфиденциальный, потому я перешел на другую сторону дома. А когда завершил разговор и вернулся, нашел сброшенное на пол влажное полотенце. Прямо как лягушечья кожа. И пакет, в котором Ира мою футболку принесла.

Как принесла, так и в ней унеслась. По второму кругу.

Вопрос все тот же — нахуя? Он по-прежнему не теряет актуальности.

Долго потом лежал без сна и втыкал. Ира перед глазами стояла. А следом за ней стояк вставал, но это уже лирика.

Утром решение было принято. Кем бы Ирка ни оказалась в итоге, в первую очередь она моя девочка. И подонки, которые посмели к ней прикоснуться, должны заплатить.

То, что они золотые детки, которые оступились и больше не будут, тоже лирика. И мне плевать, кем окажутся их родители. Двоих я знаю, осталось определиться с троими.

В обед, разрулив часть дел, еду в университет. Сын Бортникова Иркин одногруппник. Не обоссался только потому, что я выбрал себе другую жертву. Но обоссаться он вполне может в любой день недели, и я намерен предоставить ему такую возможность прямо сейчас.

Паркую машину. По расписанию, которое мне скинули парни Уно, у Бортникова закончились пары. Я бы с удовольствием поймал Ирку, но сомневаюсь, что она сейчас учится. Я найду ее, сначала разберусь с уебками, потом найду.

С Бортниковым провтык, его сегодня нет на лекциях. Ничего, у меня времени валом, могу посвятить ему дни и ночи, а пока возвращаюсь в офис.

Из полного погружения в работу выдергивает телефонный звонок. Глеб Покровский — мой друг, мы с ним лет десять знакомы. Я помог ему выпутаться из одной неприятной истории, потом он ответил. Так и завязалось.

— Демид! Демид, привет, чертяка! — голос Покровского в трубке звучит как всегда, громко и жизнерадостно. — Ты в городе?

— В городе. А ты?

— А я только вчера прилетел. Придешь сегодня к нам на ужин? Ко мне дочка жить перебралась, Аринка. Помнишь ее?

— Как же, помню, — я в самом деле помню. — Я ей конфеты от тебя передавал. Это она в пансионе для девочек училась?

— Она! — кивает Глеб. — Короче, ждем.

И отключается.

Ровно в пять вечера ступаю на порог особняка, хозяин которого бежит навстречу. Мы обнимаемся, я правда рад его видеть.

И тут я впадаю в ступор. Настоящий. Потому что чуть поодаль от Глеба стоит она. Моя Ира.

Ира… Ирина… Арина…

Блядь! Нет сука, нет!..

«Может ты обознался, Демид? — успокаиваю себя. — Может, они просто похожи…»

А сам уже вижу, что нихера. Не слепой же.

Она это. Губы до сих пор подпухшие. И следы зубов возле ключицы. Она все время платье поправляет, чтобы закрыть. Это мои зубы, это я ее прикусывал, на такой коже все остается.

А на груди засос. Не один. Хорошо, что ты, Глебчик, этого не видел. Я вспоминаю, и у меня уже стоит. Приходится руки сцепить перед собой чтобы хоть как-то прикрыться.

— Познакомься, Демид, это моя дочь, Арина. Она жила с матерью в Европе, теперь живет со мной. Арина, это Демид Ольшанский, мы с ним сто лет знаем друг друга! — Покровский распинается, а я прячу руки в карманы, сжимая их в кулаки.

Я трахнул дочку Глеба. Дочь моего друга. Сначала спас от изнасилования, потом сам трахнул.