Дочь Монтесумы. Сердце Мира

– Ему нужно жениться на мне и сделаться по закону касиком страны; во всяком случае, он не уступит меня без борьбы. Потом мой отец, преданный только двум господам: своим богам и своей стране, который видит во мне лишь орудие для своих целей. И в вас тоже! Наши светлые дни миновали, наступили черные, а за ними идет темная ночь. Там нам редко придется беседовать – я окружена придворными, которые следят за каждым моим шагом. Кроме того, за мной всегда наблюдает мой отец!

– Теперь и я начинаю сожалеть, что не последовал вашему совету остаться по ту сторону гор… Но не можем ли мы спастись бегством?

– Нет, поздно. Нас поймают. Остается только идти навстречу судьбе. Только поклянись мне теперь моими богами, или твоими, или чем угодно самым тебе дорогим, что, пока я жива, ты не изменишь мне, как и я буду верна тебе, пока не умру!

Она взяла его за руку и вопросительно посмотрела ему в глаза. В эту минуту Зибальбай, шедший все время впереди, случайно обернулся и увидел их.

– Подойди сюда, дочь, и вы, белый человек, и слушайте оба. Я стар, но зрение и слух у меня еще хорошие, хотя в пустыне я не придавал большого значения многому, что видел и слышал. Здесь, в моей стране, все иначе. Заметьте, белый человек, что Царица Сердца неизмеримо выше вас и на этой высоте должна остаться. Поняли?

– Вполне! – ответил сеньор, с трудом сдерживая свой гнев. – Но жаль, касик, что вы не сказали мне тогда, когда мы спасали вашу жизнь, что я недостоин вашей дочери, ведь без нас от вас остались бы теперь одни только кости!

– Вы были посланы богами, чтобы служить мне, и вы были мне нужны, – спокойно возразил Зибальбай. – Вы можете мне опять понадобиться. Если бы не это, то мы расстались бы за горой!

– Жаль, что этого не случилось! – воскликнул сеньор.

– Я тоже, быть может, об этом пожалею. Но вы здесь, а не там, и до конца вашей жизни. Мне хочется только сказать, что вы в моей власти. Одно мое слово может поставить вас очень высоко или зарыть глубоко в землю. Поэтому будьте осторожны и принимайте с благодарностью то, что вам будет дано, не оглядывайтесь – бежать нет возможности. Подчинитесь во всем моей воле, и вам будет хорошо. Если будете сопротивляться, я вас уничтожу. Я сказал. Теперь идите вперед, а ты, дочь, иди за мной!

Бешенство сеньора, кажется, не имело границ. Я опасался самых ужасных поступков, но умоляющий взгляд Майи его успокоил, как по волшебству.

– Я слышу ваши слова, касик. Вы правы, я в вашей власти, и мне бесполезно спорить с вами!

Мы двинулись дальше в указанном порядке. Подойдя к Зибальбаю, я сказал ему:

– Ты произнес резкие слова тому, кто мне брат, а следовательно, и мне!

– Я сказал то, что должен был сказать. Разве ты не слышал, что сообщил вчера индеец? Тикаль, мой племянник, правит страной вместо меня. Эта девушка, моя дочь, помолвлена с Тикалем, и только этим способом он может наследовать после меня трон. Если он считает меня мертвым и занял мое место, то ему не захочется уступить свою власть. Посуди сам, понравится ли ему и его друзьям, что белый человек нашептывает слова любви в уши моей дочери и держит ее за руку? Говорю тебе, Игнасио, что это одно может вызвать войну против меня. Вот почему я говорил резко, пока еще есть время. Ты должен мне помочь, потому что от этого зависят и твои планы, иначе они ни к чему не приведут!

Я ничего не ответил. Мы шли молча некоторое время и на повороте дороги столкнулись с шедшими нам навстречу носильщиками с паланкинами. Их было около сорока человек. Все они были высокие, хорошо сложенные, с правильными чертами лица, но все-таки отличались от людей моего племени. Выражение лиц у них было странное: не тупое, а какое-то безразличное; в глазах самого молодого носильщика можно было подметить подавленность, точно от тяжести пережитых его народом веков. Они были крепки и сильны, но не развит был их ум. Даже вид белого человека не поразил их. Они ограничились лишь замечаниями о длине бороды, о цвете волос. Зибальбаю они произнесли приветствие своими гортанными голосами:

– Отец, кланяемся тебе! – И простерлись перед ним ниц по знаку, данному старшим среди них.

– Встаньте, дети! – сказал Зибальбай, и они послушно встали, сохраняя полнейшее равнодушие ко всему окружающему.

С собой они принесли еду, и мы все принялись есть. Начальник отряда что-то тихим голосом докладывал касику, и я ясно видел, что эти слова не доставляли ему никакого удовольствия. Зибальбай торопился и вскоре отдал приказ садиться в паланкины. Мы двинулись с довольно большой скоростью. Я не переставал любоваться окружающей природой. Вся местность была старательно возделана. Если не было полей, то росла трава; рощи, часто попадавшиеся нам, были густы, в них можно было видеть диких коз и оленей, быстро убегавших при нашем приближении. Посевы состояли из хлебных злаков, сахарного тростника, плантаций кофе и какао.