— Ну, ладно, давай еще одного, — после мгновенного колебания согласился он, бросив при этом какой-то странный косой взгляд на девочку.
В обоих концах коридора уже мелькали огоньки факелов и какие-то одиночные фигуры. Карлики, недолго думая, вышибли еще одну дверь — почему обитатели келий не бежали, Ниакрис понять не могла.
На сей раз им попался старик, который попытался сопротивляться. Он отмахнулся какой-то сучковатой дубиной, отмахнулся с неожиданной силой, и старший из карликов, точно мячик, отлетел к двери. Старик выбросил вперед руку, вокруг пальцев заплясали крошечные язычки пламени — но в этот момент кто-то из карликов половчее прыгнул на него сбоку, и они покатились по полу.
— Эй, Ниакрис! — завопил старший поури, вскакивая на ноги. — Чего замерла, не видишь — на колдуна нарвались!
Девочка не пошевелилась.
— Ниакрис! — это был уже ее опекун.
Она рванула из ножен залежавшийся там меч.
Взмах — и старший из поури, завывая, бросился наутек, прижимая ладонь к распоротому боку. Второй взмах — карлик попытался было отбить ее удар, и частично ему это удалось; острие кинжала оставило кровавый росчерк у него на плече. Третий и четвертый поури сами ринулись на девочку, но одному она успела проткнуть руку, а второй получил по голове посохом от сумевшего подняться на ноги старика.
— Бежим! — крикнул тот, кого Ниакрис привыкла звать своим наставником, и поури, в полном противоречии со своим непреклонным характером, не признающие отступлений поури дружно ринулись наутек, точно крысы при виде терьера.
Ниакрис рванулась было следом, сама еще не зная, что станет делать, — но споткнулась на пороге.
Даже сквозь плотную мешковину она чувствовала сияние Камней Власти.
Очевидно, старший поури выронил мешочек во время бегства.
Ниакрис нагнулась подобрать сокровище… а когда выпрямилась, то мгновенно поняла, что драгоценные секунды упущены и карликов ей не догнать.
Она медленно опустила клинок и повернулась к тяжело опиравшемуся на посох старику. По коричневому его одеянию медленно расплывались пятна крови — чей-то кистень все же зацепил его.
— Дайте я помогу вам… дедушка, — вырвалось у Ниакрис.
— Спасибо тебе… ох… внучка, — в тон ей ответил старик. В голосе слышалась усмешка — несмотря на боль.
Потом, когда сперва сюда сбежался весь монастырь, а потом его же обитатели куда медленнее, но все-таки разошлись, Ниакрис обнаружила, что сидит на жесткой лежанке, крепко держась за морщинистую, перевитую сизыми венами руку старика.
Ее, конечно, долго хвалили, долго охали и ахали; выяснилось, что поури вломились в так называемый Коридор Уединения, куда монастырские аколиты удалялись «для молитвы и медитации», как объяснили девочке; нарушать транс смертельно опасно, да и кроме того, монах, пребывая в молитвенном экстазе, переставал что-либо видеть и слышать. Этим и объяснялось то, что никто из обитателей келий не пытался бежать, спасаться или хотя бы поднять тревогу.
Ее саму долго расспрашивали; она отвечала односложно, больше отмалчиваясь. Наконец старик, за которого вступилась Ниакрис, пришел ей на помощь и прекратил пытку.
— Хватит, налетели, коршуны, — недовольно проворчал, загораживая собой девочку. — Потом все узнаете. А сейчас давайте все отсюда!
Очевидно, этот старик был какой-то шишкой, потому что набившиеся в келью и коридор другие обитатели монастыря как-то сразу прекратили расспросы, а потом и вовсе бочком-бочком расползлись кто куда.
Старик и девочка остались вдвоем.
Глаза у него показались Ниакрис похожими на совиные — такие же странно-желтые, округлые, с вытянутым зрачком. На миг она даже засомневалась — а человек ли перед ней?
— Человек, — ответил он на ее молчаливый вопрос. — Имею честь представиться… Лейт, меня зовут Фарбриан.
Она не успела даже удивиться, откуда он знает ее имя, а старик уже продолжал:
— Как ты оказалась с поури, примерно догадываюсь. Набег, твои родители погибли, карлики захватили тебя с собой, наверное, надеялись продать на невольничьем рынке, там такие, как ты, в цене, внучка. А вот зачем потащили сюда — в толк не возьму, хоть убей, — он потешно развел руками. — Но об этом мы поговорим завтра — а пока спи, отдыхай.
Ниакрис попыталась было что-то сказать, но Фарбриан как-то очень пронзительно вдруг посмотрел ей в глаза — и ее веки закрылись словно сами собой.
Говорить с Фарбрианом оказалось нелегко. Пронзительный взгляд волшебника (а в том, что он волшебник, Ниакрис не сомневалась) проникал глубоко-глубоко, в самое сокровенное; казалось, ему невозможно соврать.
Но, разумеется, это только казалось.
История, рассказанная Ниакрис, не отличалась оригинальностью. Никто и никогда не учил ее слагать подобные выдумки, делать их неотличимыми от правды, никто не учил врать с невинным видом — и, наверное, именно поэтому ее так и не уличили.
— А Камни-то тебя признали, — неожиданно обронил Фарбриан. — Ты их подобрала после бедняги Васила. Тебе ими и владеть, внучка. Потому как… знаешь ли ты, что способна колдовать?