Мы снова зарыдали, слушая слова матери, полные любви и нежности. А наш отец сказал, что мать начиталась разных книг, помешалась и поэтому болтает всякую чепуху. Он заставил нас выйти вместе с ним на мужскую половину. Там его уже ждали друзья-картежники. Л мы постарались незаметно улизнуть и вернулись обратно к маме. Но не пришлось нам больше услышать ни словечка из ее уст. Она потеряла сознание и так, в беспамятстве, умерла.
Смерть матери, видимо, вызвала все же в отце какие-то чувства. Он стал с нами ласковей. Ходил грустный, иногда даже плакал, никого к себе не пускал. Но это длилось недолго, вскоре вновь появились дружки-картежники, и все пошло по-прежнему.
Правильно говорится: что всосано с молоком матери, останется в человеке до его смерти. Трудно было надеяться, что от природы дурной характер Назарбая когда-нибудь исправится.
Тяжко жилось мне и брату с жестоким, грубым отцом. По целым дням он играл в карты, то проигрывался до нитки, то возвращал свои богатства. Его жадности и жестокости не было предела. Если человек стоит на краю пропасти, — говорил он, — подтолкни его туда. Таково было его правило. Обыграв кого-нибудь, он обирал свою жертву, даже если оставались голодные дети. Для достижения своей цели он не брезговал никакими средствами, грабил, убивал. Барышничество только прикрывало его истинное занятие: он был попросту конокрадом.
Остепенившись немного после смерти матери, он решил приобретать ценные вещи и недвижимое имущество. Он скупал земли, мельницы, караван-сараи, занимался ростовщичеством, брался за любое дело, лишь бы оно давало доход. Друзья и родственники уговаривали его жениться снова, он не хотел. Ходил к скверным женщинам, чужим женам… Он не останавливался ни перед какой подлостью. И все это на глазах у меня и моего брата.
Была у нас тетя со стороны матери, грамотная, начитанная женщина. Она часто брала нас к себе, учила грамоте, уму-разуму, наставляла. С ее помощью мы стали разбираться в том, что такое добро и зло. И мы хорошо понимали, что собой представляет наш отец. Тетя правильно воспитала нас, все с удивлением говорили: У такого отца такие дети!
Что же это я расхвастался, можно и впрямь принять меня за помешанного!.. Ведь хвастуны — самые ничтожные люди. Впрочем, возможно, бахвальство перешло ко мне по наследству, от отца. Вот уж кто беззастенчивый хвастун! Простите меня, ака, я, верно, надоел вам своей болтовней… Но сердце мое переполнено горем, обидой…
Я столько тяжелого пережил. Помните, Бедиль говорит: Страдалец, кого бы ни встретил, стонать начинает!.. Я вот встретил вас и не могу сдержаться…
Брат мой вырос, стал красивым юношей. Он, хоть и получил некоторое образование, остался в кишлаке и занялся земледелием. Сельские работы с детства привлекали его, он работал вместе с батраками на полях отца, и, когда вырос, отец поручил ему все хозяйственные дела. Работал он усердно, земля давала обильный урожай, приносила большие доходы. Особенно славился наш сад в Гала Осиё, слух о нем разнесся и до Вабкента, и до самой Бухары. Люди приходили и приезжали к нам за саженцами. Отец ежегодно отправлял на базары множество корзин с виноградом, инжиром, гранатами… Он много на этом зарабатывал, но мне с братом ничего не доставалось. Перепадали лишь в базарный день две-три теньги на мелкие расходы.
Однажды, подсчитывая вместе с братом большую выручку, отец обмолвился, что копит деньги на свадьбу, в будущем году, мол, собирается брата женить.
Что до меня, я не стал заниматься сельским хозяйством, а сделался писцом у помощника казия. Я писал разные заявления, составлял купчие и получал за эту работу ежемесячно пять тенег. Все деньги отдавал отцу.
Мы с братом готовы были недоедать, ходить в рубище, не иметь копейки за душой, лишь бы отец не бил нас, не мучил. Так же мучил он и своих батраков и дехкан, на него работавших. Избивал он нас по любому поводу: то придерется к какой-нибудь ничтожной мелочи, то просто придет пьяный или накурится опиума. Словом, ни одного спокойного дня у нас не было.
И вот прошел год с того дня, когда отец пообещал женить брата. Брату как раз исполнилось двадцать лет, красивый юноша стал завидным женихом. Отец пригласил свах и попросил подыскать подходящую невесту. Но не успели они заглянуть хотя бы в два-три дома, как отец сам нашел девушку. Она оказалась дочерью помощника казия в нашем кишлаке, с которым отец нередко игрывал в карты. У казия в кишлаке был сад, туда он наезжал с семьей, и отец будто бы сам видел девушку, сказал, что она красивая…
Согласия брата он и не спрашивал, а начал готовиться к свадебному торжеству. В короткий срок было все подготовлено. Устроили пир, и ввели молодую в дом. Но первая же ночь разочаровала моего брата. Невеста оказалась не невинной, к тому же была чванливой и дерзкой. Когда же брат заикнулся было об этом отцу, тот приказал ему молчать.