Дочь орла

Никто не питал ненависти к новой королеве, хотя она и была чужестранкой. Даже те, кто недолюбливал ее или удивлялся, почему не нашлось во всей Саксонии женщины, достойной их короля, относились к ней терпимо. Феофано делала подарки и осыпала милостями, если знала, что это будет принято с благодарностью, но если не была в чем-то уверена, проявляла себя весьма осторожным дипломатом. У нее был просто талант понимать, как обуздать, наказать или переубедить любого строптивого подданного, будь то вельможа или мужик, священник или придворный.

Аспасия бесконечно гордилась ею. Но она не была довольна собой. Ей давно бы пора оставить глупые мечтания о мавре. Они родились от римского лунного света в распущенном Риме. Здесь, в Германии, будучи приближенной королевы, она могла многим заняться: не только ухаживать за Феофано, но изучать германский, обучать желающих греческому и открывать для себя эту постоянно меняющуюся страну. Различия между разными землями и их обитателями казались ничтожными для ее чужеземных глаз, но для местных людей были полны значения, и она исполнилась решимости разобраться в этом.

Ей пора было бы уже прийти в себя, но она никак не могла собраться с силами. Даже в Риме, где люди были невысоки и смуглы, Исмаил выглядел необычно. Здесь он вообще казался экзотичным, как птица Феникс.

Когда наступала летняя жара, германцы потели и парились в своих шерстяных и кожаных одеждах или снимали их и ходили полуголыми. Их светлая кожа обгорала, облезала, снова обгорала, и вид у них бывал самый жалкий. Лето не было их временем: они были созданы для зимних холодов. Но Исмаил был в своей стихии. Чем жарче становилось, тем более счастливым он выглядел, хотя говорил, что могло бы быть и посуше. У него всегда были теперь наготове бальзамы от солнечного удара и от ожогов, он лечил рваные и резаные раны, укусы насекомых, воспаление глаз, а однажды ему пришлось тащить рыболовный крючок из мальчишеской ноги. Лихорадкой здесь никто не болел. Германцы у себя на родине были крепкими не только на вид.

Аспасия сама не заметила, как стала помощницей королевского врача. Она помогала ему еще в Риме, когда притащила его в первый раз в монастырь спасать Феофано. И как-то само собой получилось, что и дальше она стала ему помогать. Она готовила лекарства, подавала инструменты при операциях. Ей всегда нравилось учиться, и она знала кое-какие начала медицины. Наблюдать же за работой такого мастера, как Исмаил, было очень интересно. Ах, если бы постыдное наваждение оставило ее!

Куда бы они ни приезжали, на следующее утро Исмаил выходил на главную площадь, обычно возле собора, и оповещал жителей, что он врач и готов оказать всем нуждающимся помощь. Иногда его уже ждали, если слухи о нем опережали приезд. С самого утра и до полудня, когда он отлучался вознести молитвы Аллаху, он принимал страждущих. Аспасия присоединялась к нему после того, как, закончив утренний туалет, ее отпускала Феофано. Она даже не заметила, что помощь Исмаилу как бы стала ее обязанностью.

Но в одно прекрасное утро, через день или два по приезде в королевский город Магдебург, она не пришла. Сначала ее задержала Феофано, потом ей пришлось улаживать с императрицей Аделаидой историю с ожерельем, которое молодой Оттон подарил Феофано, а императрица заявила, что он не должен был им распоряжаться; когда это деликатное дело наконец закончилось, был уже почти полдень, а у Аспасии еще оставались дела. На следующее утро она пришла пораньше, чтобы загладить свою вину, но Исмаил смотрел еще мрачнее, чем обычно, хотя не высказал никаких претензий. Он был крайне нелюбезен, и она чуть не начала оправдываться и очень на себя за это обозлилась.

На другой день она уже совсем было решила не ходить. Выдался редкий случай, когда Феофано могла спокойно посидеть с рукоделием и послушать чтение. Не то чтобы Аспасия имела что-нибудь против чтения и вышивания в обществе своей королевы и ее приближенных, но солнце сияло, дул легкий ветерок, во дворце было непривычно тихо: все мужчины уехали на охоту. Она вдруг представила себе людей, толпящихся вокруг человека с нахмуренными бровями и руками целителя. Она сунула книгу Фебе и почти убежала.

Она чувствовала какой-то греховный восторг, торопливо идя по наезженной колее. Германские города поражали чистотой. Конечно, и собаки, и лошади оставляли и здесь свои следы, и попадался мусор, но местные жители всеми силами стремились поддерживать чистоту и порядок, особенно там, где находился император, считая это делом чести.