Дочь палача

Дьявол стоял на краю обрыва и, спрятавшись за буком, смотрел на две маленькие фигурки внизу. Рядом лежал большой валун. Возникла мысль столкнуть его вниз. Камень в падении зацепил бы другие, и лавина из обломков, щебня и ветвей скатилась бы с горы и погребла под собой тех двоих. Бледная костлявая рука потянулась к глыбе, но в этот миг один из преследователей, который покрупнее, неожиданно повернулся в его сторону. Какое-то мгновение дьявол смотрел ему в глаза. Видел ли и палач его самого? Он снова прижался к дереву и отказался от своего намерения. Этот человек был слишком силен и слишком ловок. Он бы услышал лавину и отскочил в сторону. Мелкий врачишка его не заботил. Сопляк, которому он при первой же возможности вспорет глотку в темном переулке. А вот палач…

Не следовало ему возвращаться туда. Не при свете дня. Ведь ясно было, что рано или поздно они решат и строительную площадку проверить. Но он потерял мешочек с табаком, который смог бы дать им зацепку. Кроме того, не давало покоя одно подозрение, поэтому он решил лично убедиться, что все в порядке. Вот только остальным знать об этом не обязательно. Они ждали, что дьявол придет и выдаст им жалованье. Если строители снова возьмутся за работу, они придут и снова все разгромят, таков был уговор. Но дьявол хитер, он сразу подумал, что за всем этим кроется нечто большее. Вот и вернулся. И очень злило, что в то же самое время явился это мелкий шпик с палачом. Но они его не догнали. Он просто попытается еще раз, но уже ночью.

Остальным он велел разыскивать девочку, но те повиновались крайне неохотно. Они пока еще слушались его, потому что боялись и привыкли к его командованию. Но возражали все чаще. Они не понимали, насколько важно было устранить детей. Расправились в самом начале с мальчишкой – и решили, будто остальные так сразу и наложат в штаны. Они не понимали, что дело следовало довести до конца. Под угрозой оказался весь договор, и на кону стояли их деньги! Эти грязные никчемные жабята думают, что им удалось от него сбежать. Шайка сорванцов, шумливых поросят, которым непременно нужно перерезать глотки, чтобы умолкли эти звуки в голове.

Пронзительный звон колоколов, плач женщин, высокий душераздирающий рев младенцев…

Глаза снова застил туман, и пришлось крепко ухватиться за ствол дерева, чтобы не скатиться по склону. Он прикусил губу, пока не почувствовал на языке кровь – только тогда разум прояснился. Первым долгом нужно устранить девчонку, потом сопляка, потом палача. С палачом будет труднее всего, это достойный противник. И затем он снова спустится к строительной площадке, убедится, что все в порядке. Он был уверен, что торгаш от него что-то скрывал. Но никто не может обмануть дьявола. А если кто-то попытается – дьявол умоется его кровью!

Он вдыхал запах земли и нежных цветов. Все хорошо. С улыбкой на губах он пошел вдоль края холма и вскоре скрылся в лесу.

Когда Симон и Якоб Куизль вернулись в Шонгау, все вокруг уже обсуждали появление таинственного человека. Йозеф Бихлер и другие рабочие побежали прямиком на рыночную площадь и каждому рассказывали о пришествии дьявола. Все переговаривались и шушукались по ларькам вокруг амбара, ремесленники из мастерских у площади побросали работу и собрались на площади. Над городом нависло напряжение. Симон чувствовал, что еще немного, и терпение горожан лопнет. Неосторожное слово, резкий окрик – и народ прорвется в тюрьму и собственноручно сожжет Штехлин.

Под подозрительные взгляды торговок и ремесленников лекарь с палачом прошли в городскую церковь, самый большой в городе дом Божий. Внутри на них повеяло холодом. Симон оглядел высокие колонны, поднял взгляд к не пропускающим свет окнам и на ветхий хоровой балкон. В темных боковых нефах горело несколько одиноких свечей, их пламя бросало мерцающий свет на пожелтевшие фрески.

Лучшие свои времена видел не только Шонгау, но и церковь Вознесения Девы Марии. Немало прихожан полагало, что если не транжирить деньги на богадельню, а отремонтировать церковь, пользы это принесло бы несравнимо больше. Особенно ветхой выглядела колокольня. В ближайших трактирах горожане в самых мрачных красках обрисовывали, что произойдет, если башня эта рухнет во время мессы.

Сейчас, в субботу и ближе к полудню, на скамейках молились лишь несколько пожилых женщин. Время от времени одна из них вставала и направлялась в исповедальню справа и через некоторое время выходила, бормоча и перебирая четки худыми пальцами. Куизль сел на самую дальнюю скамью и сталь рассматривать старух. Когда те его увидели, они принялись молиться еще исступленнее и, проходя мимо него, жались к стене главного нефа.

Палачу в церкви были не рады. Сидел он неизменно в заднем левом ряду, и причастие получал всегда последним. Тем не менее, Якоб и сегодня не сдержался и наградил женщин особенно дружелюбной ухмылкой. А они только крестились и как можно скорее покидали церковь.