Дочь палача

Кладбище при церкви Святого Себастьяна было устроено не так давно. Чума и война привели к тому, что на старом кладбище у городской церкви перестало хватать места. Всюду разрослись колючие кустарники, сквозь них грязная тропинка вела к захоронениям. Отдельную могилу с украшенной надгробной плитой могли себе позволить только богатые. Места их последнего упокоения находились прямо возле стены; все остальное пространство кладбища занимали бесформенные кучи земли, из которых торчали кресты. На большинстве крестов написано было сразу множество имен. Дешевле обходилось занимать под землей поменьше места и делить его с другими.

Холм справа, рядом с костницей, выглядел совсем свежим. Там вчера утром, после двухдневного прощания, похоронили Петера Гриммера и Антона Кратца. Церемонию не стали затягивать – никто не хотел, чтобы в городе росло беспокойство. Латинская молитва священника в узком семейном кругу, немного ладана, слова утешения – и родственников отправили обратно по домам. Как Петера, так и Антона погребли в общей могиле. На отдельный участок ни у той, ни у другой семьи денег не было.

Куизль уже шагал вперед. С лопаткой в руке он встал перед крестом и задумчиво смотрел на имена убитых.

– Скоро здесь появится имя Йоханнеса. И Софии, и Клары, если мы не поторопимся.

Он поднял лопату и воткнул глубоко в землю. Симон перекрестился и боязливо оглядел темные дома Куриного переулка.

– А это точно необходимо? – прошептал он. – Все-таки осквернение могилы… Если нас застукают, придется вам самого себя пытать и отправлять на костер!

– Хватит болтать, лучше помоги.

Куизль указал в сторону костницы, которую освятили всего несколько недель назад. У двери ее была прислонена лопата. Качая головой, Симон взял ее, встал рядом с палачом и тоже принялся рыть землю. Для уверенности он снова перекрестился. Юноша не отличался набожностью, но если бы Бог и наказывал кого-нибудь ударом молнии, то откапывающий трупы детей вполне заслуживал такой кары.

– Много копать не придется, – прошептал Куизль. – Могила почти что полная.

Отрыв яму около метра, они и в самом деле добрались до слоя белой извести. Под ним их взору предстал небольшой гроб и рядом – таких же размеров сверток.

– Так я и думал, – палач коснулся лопатой плотного свертка. – Для маленького Антона даже гроб не удосужились купить. А деньги-то у семьи имеются… Ну да ведь сироту можно закопать, как дохлого теленка!

Покачав головой, он вытащил сверток и гроб на площадку рядом с ямой. Детский гроб в его ручищах выглядел так, словно это был небольшой ящик для инструментов.

– Вот! – палач протянул Симону кусок ткани. – Обвяжись, от них уже вонять начало.

Симон намотал тряпку на лицо и взглянул, как палач взялся за молоток и стамеску. Гвозди поддались один за другим, и через некоторое время крышка отошла в сторону.

Симон тем временем вытащил нож и разрезал льняной мешок вдоль. Тут же поднялся сладковатый запах, от которого к горлу подступила рвота. За свою жизнь лекарь видел и нюхал немало трупов, но эти двое были мертвы уже больше трех дней. Вонь, несмотря на обмотанную тряпку, оказалась такой непереносимой, что Симон невольно отвернулся, сорвал с лица повязку, и его вывернуло. Он с трудом отдышался и вытер рот, а повернувшись обратно, увидел, что палач усмехнулся в его сторону:

– Так я и думал.

– Что? – прохрипел Симон. Он взглянул на мертвых детей, которые уже покрылись черными пятнами. По лицу маленького Петера ползла мокрица.

Палач был доволен. Он вынул свою трубку и поджег ее от фонаря. Несколько раз глубоко затянувшись, указал на пальцы мертвых. Так как Симон до сих пор не реагировал, палач ковырнул ножом под ногтем Антона и сунул лекарю под нос. Тот не разглядел сразу, и только когда поднес фонарь к ножу, увидел на его кончике красноватую грязь. Лекарь вопросительно взглянул на палача.

– И?..

Куизль поднес нож так близко, что Симон испугался и отпрянул.

– Ну, не видишь, дурья твоя башка? – прошипел Куизль. – Земля красная! Такая же, как у Петера и Йоханнеса. Незадолго перед смертью все трое рылись в красной земле! А какая земля у нас красная? Ну, какая?

Симон сглотнул, прежде чем смог заговорить.

– Глина… глина красная, – прошептал он.

– А где у нас есть столько глины, чтобы в ней можно было копаться?

На Симона снизошло озарение. Словно связались воедино разорванные нити.

– Карьер у кирпичной фабрики, за Кожевенной улицей! Где всю нашу черепицу делают! Значит… значит, там, видимо, их укрытие?

Куизль выпустил табачный дым Симону в лицо, так что тот закашлялся. Но дым, по крайней мере, перебил вонь трупов.

– Молодец, врач, – сказал палач и хлопнул кашлявшего Симона по плечу. – Сейчас мы отправимся прямиком туда и навестим наших деток.

Он спешно засыпал могилу землей, потом спрятал лопату и фонарь и двинулся к ограде кладбища. Едва он собрался втащить свое грузное тело на камни, как наверху возникла чья-то фигура и показала ему язык.

– Ха, пойманы за осквернением трупов! Да ты и сам на смерть похож, только чуть потолще…

– Магдалена, чтоб тебя, я…