Дочь палача и черный монах

Магдалена вышла из-за стола и последовала за трактирщиком через зал. Народу становилось все больше. Девушка лихорадочно озиралась по сторонам в надежде увидеть незнакомца среди местных жителей. Однако возле стойки были одни только знакомые лица. Какой-то каменщик попытался ее облапать, но заработал пощечину и с ворчанием скрылся в зале.

– Забавно, – пробормотал Штрассер. – Только что этот человек стоял здесь. – Он встал за стойку. – Наверняка пошел по делам, какими и сам папа не гнушается. Просто подожди немного.

Магдалена вернулась к своему столу, глотнула пива и погрузилась в раздумья. Трое мужчин в черных одеждах, беседующих на латыни… Эти неизвестные, вне всякого сомнения, странствующие монахи. Но откуда тогда дорогие черные лошади? И с какой стати один из них расспрашивал про ее отца?

Она сделала еще один большой глоток. На вкус пиво было превосходным, может, слегка горьковатым, но оно оживляло чувства. К тому же в голове появилась необычайная легкость. Мысли улетучивались, прежде чем Магдалена успевала уловить их смысл. Музыка и смех мужчин у стойки слились в единый неумолчный гул. Неужели так действовал алкоголь? Но она не могла выпить так много… Плевать, она чувствовала необыкновенную свободу, и на лице ее играла улыбка. Она все пила из кружки и отбивала ногой в такт музыке.

Человек в черном одеянии стоял снаружи и наблюдал за девушкой сквозь щель между ставнями. Придется подождать, пока белена начнет действовать. Но должна же эта девка когда-нибудь выйти, и тогда ей, несомненно, потребуется помощь. Услужливый мужчина, который поможет пьяной девушке дойти до дома – в чем его можно заподозрить?.. Как там ее зовут?

Магдалена.

По телу его пробежал дрожь, и даже он не смог бы ее объяснить.

Якоб Куизль любил тишину, а так тихо, как зимним вечером после того, как весь день сыпал снег, не было никогда. Возникало чувство, что малейший шум тонул в сугробах, в мире царила пустота, и палач отдавался ей целиком. Никаких мыслей, раздумий, догадок – одно простое бытие. Иногда Куизлю хотелось, чтобы мир погрузился в вечную зиму, и тогда пришел бы конец всей этой болтовне.

Он шагал по заснеженной аллее Альтенштадта, вдали слышался звон колоколов на башнях базилики. Палач разыскивал свою дочь. Магдалена ушла с самого утра, а теперь уже близился вечер. При этом она обещала матери помочь заштопать старые одежды и покрывала. Анна Мария весь день то и дело выглядывала за дверь, посмотреть, не возвращается ли дочка. Сначала она ругалась на чем свет стоит, но постепенно ругань перешла в молчаливое беспокойство. Когда палач признался наконец, что отправил Магдалену в Альтенштадт, чтобы та кое-что выяснила для него, жена с треском выгнала мужа из дома. Она успела бросить ему несколько слов вдогонку, и смысл их был вполне понятен: либо он вернется домой с дочерью, либо пусть не возвращается вовсе.

Якоб любил свою жену, уважал ее, некоторые даже поговаривали, что боялся. Что, разумеется, было чепухой. Палач не боялся ничего и никого, и уж меньше всего жену. Однако он уже усвоил, что возражать не имело никакого смысла – это приводило лишь к тому, что столь желанная тишина надолго покидала его дом. И вот Куизль отправился на поиски Магдалены.

Он зашагал по улицам Альтенштадта. Из единственного на всю деревню трактира звучала музыка. В окнах приветливо горел свет, слышались смех, топот ног, и пела расстроенная скрипка. Куизль подошел к окну и сквозь щель в ставнях заглянул внутрь.

И от увиденного остолбенел.

На столе посередине зала плясали несколько парней и горланили непристойную песню. Вокруг них собрались зрители и со смехом поднимали кружки. Среди парней на столе плясала девушка и призывно вскидывала руки. Она запрокинула голову, и один из танцоров стал вливать в нее пиво из невероятных размеров кружки.

Девушку звали Магдаленой.

Она странным образом закатила глаза. Какой-то подмастерье жадно ухватился за ее юбку, второй принялся расшнуровывать ей корсаж.

Куизль ударил ногой в дверь, так что та с грохотом распахнулась внутрь. В следующую секунду палач, словно таран, врезался в толпу. Одного из смущенных парней он стащил со стола и швырнул в сторону зрителей, где бедолага треснулся головой о табурет, который разлетелся на части. Второй подмастерье в попытке защититься замахнулся на палача кружкой. И тут же поплатился за свою ошибку. Куизль схватил его за руку, подтянул к себе, влепил затрещину и толкнул на двух оставшихся на столе. Все трое покатились на пол клубком из рук и ног. Кружка разбилась об пол, и под ногами изумленных зрителей растеклась лужа пива.

Куизль схватил дочь и, словно мешок пшеницы, взвалил ее на плечо. Магдалена, казалось, обезумела, она кричала и вырывалась, однако хватка у палача была крепче тисков.

– Кому еще оплеуху? – прорычал Куизль и выжидательно огляделся. Юноши потирали ушибленные головы и смущенно отводили глаза.

– Еще раз притронетесь к моей дочери, я вам все кости переломаю. Ясно? – проговорил палач тихо, но вполне убедительно. – Она хоть и дочь палача, но пока еще не зверье.