– Тсс. Неизвестно, может, нас снова подслушивают, – прошептал он, осторожно посмотрел в окно и только потом продолжил с улыбкой: – Я дал гульден одному смышленому парню из охраны епископа, чтобы тот по секрету сказал Жискару, будто «Папиниан» – любимая пьеса его превосходительства.
– А на самом деле нет? – спросила Барбара.
– Хм, не то чтобы… Епископ
Погруженный в раздумья, Симон смотрел на рисунок в травнике Лоницера. На нем был изображен грязно-желтый цветок белены и рядом – несколько черных семян, которые всегда напоминали цирюльнику мышиный помет. Под рисунком черными неровными буквами стояла пометка:
У Симона по спине побежали мурашки. Куизль уже ушел, чтобы разыскать брата и поговорить с ним. Что, если Бартоломей или его помощник Алоизий действительно как-то причастны к этим ужасным убийствам? Неужели все эти дни они жили в доме самозваного оборотня? Симон немного знал Бартоломея и поэтому вполне мог такое допустить. Бамбергский палач был угрюмый и молчаливый, как и его старший брат, хоть и казался более чувствительным. И да, похоже было, что он что-то скрывает. Или это лишь странная враждебность по отношению к Якобу делала его таким мрачным?
Симон нахмурился и задумчиво провел указательным пальцем по рисунку. До сих пор его всегда поражал острый ум тестя. Но теперь он засомневался в правоте Куизля. Возможно, было еще что-то такое, что подпитывало недоверие палача к собственному брату. Странного запаха от трупа и заметки в книге было явно недостаточно.
Фронвизер налил себе еще немного разбавленного вина и рассеянно полистал книгу. Отыскал изображения мандрагоры, ядовитого болиголова и цветков мака. Ему нравились эти иллюстрации. Глядя на них, он чувствовал, что природа, несмотря на все превратности, была вполне постижима.
Лишь через некоторое время Симон опомнился. От вина его стало клонить в сон и пропало чувство времени. Близился полдень, а Магдалены с детьми все не было. Куда же они запропастились? Этот город и впрямь хуже пчелиного улья… Но потом Симон решил, что Магдалена могла отправиться к Катарине, чтобы утешить свою будущую тетку из-за расстроенной свадьбы. Возможно, уже появились какие-то новости и Совет позволил устроить праздник хотя бы в малом зале в трактире «У лешего»…
Симон быстро разгладил одежду и брызнул в лицо водой из тазика в коридоре, после чего поспешил к Домбергу, у подножия которого, недалеко от реки, располагалось скромное жилище Иеронима Хаузера. Цирюльник как-то раз уже провожал Катарину домой и даже побеседовал с ее отцом о книгах, так что быстро отыскал небольшой домик рядом с шумной таверной. Над ним вздымался Михельсберг, и узкие тропки вились сквозь виноградники от низины к монастырю. В этой части города явно проживали люди с достатком, и Симон все не мог взять в толк, как Хаузеры смогли позволить себе этот дом.
«Бартоломею и впрямь повезло с женой, – подумал он. – Если, конечно, вообще дойдет до свадьбы…»
Симон постучал в дверь, и через некоторое время ему открыл сам Иероним Хаузер, бледный и небритый, в поношенной мантии. Вид у секретаря был довольно потрепанный. Он уже собрался выразить свое негодование, но потом узнал Симона, и губы его растянулись в улыбке.
– А, господин цирюльник из Шонгау! – воскликнул он обрадованно. – Да уж, вот так неожиданность! Снова пришли поговорить о книгах? – Он чуть помедлил, заметив задумчивый вид Симона. – Но не хотите же вы сказать, что уезжаете раньше времени из-за этой заминки со свадьбой?
– Э нет, – ответил Симон. – Я не за этим пришел…
«Черт, да именно об этом сейчас и объявить бы, – пронеслось у него в этот момент в голове. – И почему Магдалены никогда не бывает, когда она нужна!»
– Я разыскиваю жену, – сказал он вместо этого. – Она не с Катариной случайно?
Иероним развел руками:
– Нет, сожалею. Здесь ее нет. Хотя моей дочери и вправду не помешало бы несколько слов утешения. – Он показал большим пальцем себе за спину. – Заперлась у себя в комнате и не наплачется, бедняжка. Это просто безобразие! Притом что полдюжины влиятельнейших советников дали мне свое согласие. Ремесло Бартоломея, может, и пользуется дурной славой, но за все эти годы он заработал себе превосходную репутацию.
– И вам ничего не удалось добиться от Совета? – спросил Симон. – Скажем, праздник поскромнее?
Иероним лишь отмахнулся.