Читаем Дочь палача и ведьмак полностью

Он спрятался в тени сарая и проследил, как палач вышел из лазарета. Нервно потер костяшки пальцев и громко щелкнул каждым по очереди. Услышанный только что разговор наверняка заинтересует хозяина. Он так и не выполнил его главного поручения, что-то в нем противилось этому. Ему казалось, что это… просто неправильно. Что ж, возможно, этим сообщением удастся немного задобрить наставника. Хотя известно было, что хозяин никогда не отступается. И ведь в итоге он всегда оказывается прав. И постоянно заботится о его благополучии… И обещал, что все обернется к лучшему…

Мужчина глубоко вздохнул и перекрестился. Хозяин рассказывал, насколько важно было верить. И что вера могла его исцелить. Совсем скоро так оно и случится. Еще одно поручение, и они будут у цели.

Правда, после услышанного в лазарете он полагал, что придется выполнить еще одно поручение. Как уж сказал этот ворчливый здоровяк?

Думаю, жизнь Лаврентия теперь яйца выеденного не стоит…

Прислужник задумчиво покачал головой, затем перемахнул через низкую ограду и скрылся среди сараев.

Самое время поговорить с хозяином.

Ранним вечером Магдалена сидела на лавке в доме живодера и тихим, монотонным голосом пела колыбельную детям.

– Пройдоха Генсле сел к печи и сладко задремал. Вот уголек портки прожег, ох, как он поскакал…

Со стороны монастыря доносились взволнованные крики и возгласы, однако ни Магдалене, ни детям они не мешали. Малыши с удовольствием растянулись на тростнике возле печи и слушали маму. Петер хоть и лежал пока с открытыми глазами, но взгляд его уже начал тускнеть. Маленький Пауль дремал с пальцем во рту, старательно посасывая его во сне.

Магдалена с любовью смотрела на детей. Что, интересно, им снилось? Хорошо бы, если что-нибудь доброе: цветущие лужайки, бабочки или чудесный сад, в котором они вчера побывали…

А может, им снился папа?

При мысли о муже Магдалена помрачнела. Со вчерашнего дня она говорила с ним лишь по необходимости, но он даже этого не заметил! Каждый раз одно и то же: стоило Симону заняться каким-то больным, для нее самой и для детей он просто переставал существовать. При этом женщина и не требовала, чтобы он проводил с ними целый день, и она понимала, с какими трудностями пришлось ему столкнуться в Андексе. Но ведь мог же он хотя бы разочек ласково на нее посмотреть, сказать детям что-нибудь доброе или взять их на руки ненадолго – вот все, чего ей недоставало. Однако Симон словно в другом мире находился, куда Магдалене доступа не было.

Поэтому она уже второй день проводила только с детьми, бродила с ними по округе и пускала палочки по ручью. И при этом старалась не отходить далеко от людей. Страх перед колдуном и автоматом до сих пор не отпускал ее.

Скрипнула дверь, и в комнату вошел Маттиас. Снаружи загрохотала телега: похоже, Михаэль Грец вернулся от какого-то крестьянина с очередной тушей.

Увидев Магдалену, немой подмастерье улыбнулся и робко ей помахал. Женщина улыбнулась в ответ. Она привыкла к присутствию рыжего великана – более того, хоть он и не разговаривал, ей нравилось, когда он бывал рядом. Маттиас нравился детям и всякий раз смешил всех троих своими рожицами.

Тихо, чтобы не разбудить малышей, подмастерье прошел к столу, налил себе воды в кружку и жадно выпил.

– Чума на тебя, куда ты запропастился, бестолочь?

Михаэль Грец вошел в комнату и скрестил руки на забрызганном кровью фартуке. На поясе у него висел нож, а сам живодер злобно смотрел на немого. Тот возвышался над низким учителем на две головы.

– У Кинсхофера теленок помер, а мне, значит, с ним одному возись, пока благородный наш господин по лесам шатается да мечтает о чем-то! Еще раз я тебя…

Он только теперь заметил Магдалену со спящими детьми и понизил голос:

– Будь так любезен, сожги потроха за домом! Шкуру я уже сам снял… Ну, пошевеливайся, дурень бестолковый, пока я с тебя кожу не содрал!

Маттиас сжался, словно ожидая удара, и рот у него плаксиво скривился.

– Ладно-ладно, – проворчал Михаэль чуть спокойнее. – Просто сделай, что я просил. И в следующий раз, как будешь уходить, оставь мне записку.

Когда немой подмастерье вышел за дверь, Магдалена вопросительно взглянула на живодера:

– Он умеет писать? Маттиас умеет писать?

Михаэль усмехнулся:

– Не можешь говорить – умей изъясняться другим способом. Понятия не имею, кто его обучил. Монахи, наверное, он вечно среди них ошивается.

Живодер вытер потный лоб уголком окровавленного фартука.

– Меня отец тоже немного письму учил, – пробормотал он. – Но Маттиас, будь он неладен, гораздо умнее, чем хочет показаться. Евангелие может по памяти написать, будто рецепт какой.

– Ты говорил, что хорватские солдаты, когда он был маленьким, вырезали ему язык. Это правда?

Грец кивнул.

Перейти на страницу:

Похожие книги