Дочь палача и ведьмак

– Да его любой мог там оставить, – перебила его Магдалена. – Отец прав! Автомат пропал, часовщик как сквозь землю провалился, а подмастерье обгорел до неузнаваемости – во всем этом угадывается дьявольский промысел. Может, чтобы просто нагнать страху? Как по мне, так этот кто-то даже переусердствовал. Теперь весь Андекс на ушах стоит… – Она задумалась на мгновение. – Вопрос лишь в том, кому выгодно, чтобы среди паломников поднялась паника?

Симон уставился сквозь клубы дыма на распятие в красном углу. Неожиданно он хлопнул ладонью по столу и крикнул:

– Знаю!

– Проклятие, Симон! – зашипела Магдалена. – Можно и потише. Детей разбудишь еще…

– Это наверняка связано с Праздником трех причастий! – сказал Симон, теперь уже заметно тише. – Кто-то хочет сорвать праздник. Некоторые из паломников уже думают отправиться по домам. Они услыхали об ужасных убийствах и боятся этого автомата, который якобы бродит по монастырю. Если так и продолжится дальше, праздник, чего доброго, не состоится. Во всяком случае, это будет уже не радостное и богоугодное событие.

– И зачем кому-то заниматься этим? – спросила Магдалена с сомнением. – Что он с этого получит?

Симон вздохнул.

– Боюсь, мы еще слишком мало знаем об этом монастыре. Но это можно исправить. – Он усмехнулся и вынул кожаный томик, который до сих пор прятал под сюртуком. – Я… позаимствовал из библиотеки эту хронику. Быть может, в ней найдется какое-нибудь объяснение. Все-таки три святые облатки – важнейшие реликвии Андекса.

– Ну так садись и читай. А я пока избавлюсь от этого дурацкого наряда. – Куизль стянул через голову вонючую, пропитавшуюся потом рясу и брезгливо швырнул ее в угол. – Надеюсь, скоро этот маскарад закончится.

В это мгновение дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошел Михаэль Грец, красный и овеянный алкогольными испарениями. Живодер явно выпил лишнего в трактире: он покачивался и растерянно озирался по сторонам.

– Ущипните меня, – пробормотал он заплетающимся языком. – Мне только что в окнах померещился монах, а теперь он как сквозь землю провалился.

– Монах? У тебя дома? – Палач рассмеялся, и только Симону с Магдаленой смех его показался слишком громким. – Добрый мой кум, святоша скорее на навозную кучу влезет, чем станет заходить к таким, как мы.

Он показал на запертый сундук у стены рядом с красным углом.

– А теперь посмотрим, найдется ли у тебя чего выпить для родственников. Чтобы не тебе одному тут пьяным сидеть.

Тусклый свет пробивался сквозь прикрытые ставни, но человек на мокрой от ночной росы лужайке избегал освещенных участков и старался держаться тени. Он крался среди кустов боярышника, отделявших дом от леса, и осторожно выглядывал из-за колючих ветвей.

Человек этот сжал кулаки так, что побелели костяшки. Наставник будет зол, очень зол: ведь он снова его ослушался! При этом еще в полдень учитель в очередной раз объяснил, что эта девица может расстроить все их замыслы. Она слишком много хотела знать. А что значила одна жизнь, если за нее можно спасти множество других?

Человек сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Во время войны он видел столько бессмысленных смертей, что сердце его обросло панцирем, точно льдом. Лишь изредка испытывал он какие-то чувства. И как назло, это случилось именно теперь! Наверное, ее красота лишила его сил. Или, может, ее смех, который и теперь доносился до него из освещенного дома… Ведь он точно собирался сбросить на нее мешок извести, но в последний момент высшая сила отвела его руку в сторону. И прошлой ночью та же сила отвела на сантиметр правее ружье.

Человек в кустах боярышника тихонько всхлипнул. Мысль о том, что придется сообщить наставнику об очередной неудаче, приводила его в ужас. Господин наверняка взбесится, но хуже было другое: он лишит его своей благосклонности.

Всхлипывая, он прокрался обратно в лес и в следующий миг растворился во мраке.

Ему предстояло исповедаться в провинности.

8

Среда 16 июня 1666 года от Рождества Христова, утренняя служба, в Андексе

Надвинув на лицо капюшон, Куизль сидел на заднем ряду галереи и оттуда наблюдал за другими монахами.

С губ палача сорвалось тихое проклятие, явно неуместное в столь благочестивом окружении. С самого утра Магдалена уговорила отца сходить на утреннюю службу и посмотреть, что к чему. Чертовка переняла его же упрямство! После продолжительных уговоров Якоб наконец сдался и согласился провести еще один день в этом ужасном наряде. Хотя он и сам вынужден был признать, что в нем проснулось любопытство. Кроме того, речь шла о жизни лучшего друга.

Палач внимательно осмотрелся: в церкви не осталось ни одного свободного места. Плакали дети, многие из паломников кашляли и тяжело хрипели, где-то хлопала дверь. Служба уже пятнадцать минут как должна была начаться, и сотни пилигримов беспокойно перешептывались в нефе под балюстрадой.